– Если бы я не ушел, ничего не узнал бы про эр-тэ...
Телепередачи о "Розалинах" шли непрерывно. Даже здесь, в Византийске, им отводилась масса времени.
"Дети спасены благодаря счастливой случайности!"
"Служба безопасности предотвратила неслыханное злодейство всех времен!"
Никто из репортеров не знал, конечно, о Петькиной и о моей роли в этом деле. И слава Богу!
С каждым часом выяснялись новые подробности.
"Это был глубоко продуманный садистский план, отличавшийся особой изощренностью и в то же время дьявольским рационализмом! Политики экстремистского толка решили, что это наиболее простой способ избавиться от целого поколения безнадзорных детей и тем самым решить массу социальных проблем..."
"Премьер заявил, что правительство готово уйти в отставку, но отрицает свою хотя бы малейшую связь с так называемой группой "Радужный мост"..."
"Премьер поспешил в своем утверждении о непричастности правительственных кругов к группе "Радужный мост" и плану "Черные пароходы"! По меньшей мере пять высших чинов из государственного аппарата уличены в связях с людьми, имеющими отношение к разработке чудовищной операции. Имена их в интересах следствия пока не сообщаются. По большей части это деятели так называемого ЧПИДа, хотя данная организация недавно инсценировала свое отстранение от проекта "Розалина"..."
"Найдены и расшифрованы кристаллы с подробностями преступного плана "Черные пароходы". Злоумышленники полагали, что шифр не может быть разгадан электроникой нынешнего поколения, но следственная аппаратура субмолекулярного уровня справилась с задачей за несколько часов. Службе безопасности нашей Республики помогала бригада коллег одного сопредельного государства..."
"Председатель Международной лиги охраны прав человека Алехандро Манолин-Сикейрос высказался за экстренное собрание лиги, на котором должен быть поставлен вопрос о проблемах детства в нашей Республике..."
А вот еще. Пожалуй, самое невыносимое:
"Стали известны новые детали зловещего плана. В нем – смесь лишенного всякой морали холодного расчета и сатанинской сентиментальности маньяков-некрофилов. Было задумано не только уничтожить несколько тысяч мальчиков и девочек, но и пролить потом крокодиловы слезы. Заранее был составлен план поминальной службы, статей-некрологов и даже приготовлен проект памятника погибшим детям..."
На экране возник обелиск со множеством детских лиц на узких гранях, а у подножия – каменная фигура. Вроде как женщина, закутанная в покрывало. Видимо, символ "скорбящей Республики".
"...Автором памятника называют некоего Рома Заялова, инженера и музыканта, одного из инициаторов ЧПИДа и группы "Радужный мост". По последним данным, Ром Заялов во время ареста покончил с собой... А теперь посмотрите рекламу..."
Смотреть рекламу мы не стали. Юджин выключил экран. Петька зябко взял себя за плечи и сказал:
– Не верю я, что он покончил. Этот гад еще всплывет.
Юджин хотел успокоить его:
– На этот раз едва ли. Он ведь погиб на глазах тех, кто его арестовывал.
Петька только хмыкнул. И опять стал колючий, неласковый...
Я не выдержал:
– Мне кажется, эти маньяки оживают, как нелюди в фильмах про вампиров.
И тогда Юджин сказал то, что я уже слышал от отца Венедикта:
– Страшно не то, что Полоз был маньяк... То есть это страшно, но в тысячу раз страшнее другое. То, что такие, как он, стали нужны господам политикам... Он-то едва ли оживет, но ведь есть и другие... Хорошо, что вы оттуда выбрались, ребята.
Мы с Петькой переглянулись. Петька взял на руки Кыса. И Юджин сразу понял: мы опять собираемся туда.
– Зачем? – сказал он. Не просто сказал, а с болью.
Ну как ему объяснить? Там было сейчас главное. Все, что случилось, привязало нас именно к Старотополю. И новые друзья там: отец Венедикт, маленький Сивка. И... это же родина, в конце концов. Пусть неустроенная, с бестолковой жизнью, с жестокостью и опасностями, но... Маленькая площадь со странными фонарями и бугристая мостовая Усадебного переулка были мне сейчас дороже всего Византийска. Хотя и Византийск я любил...
– Южик, там для нас много всего... важного. А что мы здесь?
– Я думал, ты поедешь со мной. Для модели Конуса ты ох как сейчас нужен.
– Юджин, все, что я знаю и умею, есть в записях, в энцефалограммах. А сам я уже не тот. Понимаешь... сейчас копаться в схемах Конуса для меня все равно что... ну, препарировать кого-то близкого после смерти. Или свой собственный мозг. На этом уровне отторжения все равно я беспомощен... Да и с Петькой расставаться я больше не хочу.
Петька быстро глянул на меня и промолчал.
Юджин не стал спорить, говорить, что можно ехать и с Петькой. Понял, что бесполезно.
Мы прожили в Византийске еще сутки. Достаточно беззаботно, весело даже, словно договорились больше не касаться тревожных тем. Гуляли, вспоминали прежние хорошие времена и старых друзей. Но была, конечно, у троих у нас в душе напряженность – ожидание скорого прощания.
И, по правде говоря, я почувствовал даже облегчение, когда этот момент настал.
Мы с Петькой решили не лететь, а ехать экспрессом – как в первый раз. На вокзале Юджин сказал: