Коралловый браслет

– Понимаешь, я каждое воскресенье приезжаю в центр, выслеживаю одинокую симпатичную девушку, веду ее в ресторан, потом в театр, потом… Сюжет в криминальных новостях. А биографии и характеры, в общем, у всех моих жертв одинаковые.

– Что? – еле слышно переспросила Маша. Внутри у нее что-то оборвалось.

В следующий миг Илья расхохотался, толкнув стол так, что зазвенела посуда, и, тыча в девушку пальцем, с трудом проговорил:

– Поверила! Боже, тебе можно втереть, что угодно!

– Не шути так, – попросила она, хотя ее и саму начинал разбирать нервный смех. – А то испугаюсь и убегу!

– Ты не убежишь. – Все еще смеясь, Илья вытирал выступившие слезы краем салфетки. – В том-то и дело, что не убежишь. Тебе нравится бояться. Я это сразу понял.

Глава 4

Только в театре, когда погасили свет в зале, Маша вспомнила о разбитом стекле, замазке и брате, который собирался приехать к ней после работы. Теперь все это оказалось так далеко и неважно, что она не испытала ни малейших угрызений совести. «Если Андрей обидится… Что ж, я тоже имела право обидеться! Нечего устраивать разборки в подъезде, при свидетелях!»

Шла «Нора» Ибсена, пьеса, которую Маша и читала когда-то, и уже видела в другой, классической постановке. К ее огорчению, сейчас они попали на модернистский спектакль, больше похожий на утренник в доме умалишенных. Девушка бывала в театрах довольно часто, в основном стараниями брата, который вообще не мыслил своего существования в мире без кулис и декораций. Подобные постановки она перевидала уже в таком количестве, что совсем перестала их воспринимать. Вот и теперь она быстро отвлеклась от происходящего на сцене, поднимая взгляд лишь иногда, если шум и беготня актеров усиливались. «Андрея надо сюда послать, пусть посмотрит костюмы. Вон у Норы какая конструкция на заднице, прямо страшно. Человек-стул. Наверное, такой турнюр килограммов десять весит. Илья, кажется, смотрит… В антракте позвоню Андрею, скажу, чтобы приехал завтра. Или уж совсем не унижаться?» Мобильный телефон у нее был отключен уже с середины дня, Маша сделала это автоматически, потому что в это время обыкновенно занималась матерью в палате, а там звонки могли кого-то побеспокоить. Она бросила косой взгляд на своего спутника. Тот, казалось, был поглощен сценическим действием, однако мгновенно повернул голову и заговорщицки улыбнулся девушке. Та ответила загадочным взглядом и сделала вид, что тоже смотрит на сцену. «Погоди, я тебе еще отомщу за глупую критику в кафе! Вот приберу поближе к рукам и отомщу, когда ожидать не будешь! Тоже мне, прорицатель, я так тоже могу! Пожалуйста – он из самой простой семьи, хорошим манерам за столом его не учили. Однако довольно образован, судя по речи. Наверняка это его собственная заслуга. Холост или разведен… Или женат?!» С последним пунктом Маша сильно затруднилась. Кольца у Ильи она не заметила, но это совершенно ни о чем не говорило. Зато ей бросилось в глаза то, чего она не разглядела даже в ресторане, где руки мужчины все время были на виду. На правой руке, у основания большого пальца, виднелась маленькая татуировка, размером с рублевую монету. Схематичный рисунок, похожий на египетский иероглиф, изображал птичку с червячком в длинном клюве. Потом ее взгляд скользнул вверх, по рукаву голубой рубашки, по широкому плечу, по воротнику, на который спускались отросшие темные волосы… И она снова встретилась взглядом с Ильей. На этот раз он наклонился и еле слышно шепнул, точнее, вдунул девушке в ухо:

– Выйдем?

– Давай! – Она первая встала и принялась пробираться к проходу. Илья теснился следом, страшным шепотом извиняясь перед потревоженными соседями.

Откинув грузные бархатные портьеры, они вышли в пустое прохладное фойе. Мужчина с заметным облегчением перевел дух:

– Прости меня, Господи, но в театр стоит ходить ради таких вот моментов… Знаешь, я страшно люблю удрать из зала и засесть в буфете, слушать, как там, далеко, шумят, хлопают… Конечно, театрал я тот еще!

– Ну, иногда я все же досиживаю до конца… – призналась Маша. – Но это не тот случай.

– Не нравится постановка?

– Я на таких спектаклях начинаю думать о чем-то своем, а зачем тогда вообще ходить в театр? Подумать о своих проблемах я и дома могу.

Они прошли мимо стайки капельдинерш, неодобрительно проводивших их цепкими взглядами, и спустились в буфет, где Илья немедленно заказал шампанского и жадно закурил. Маша с сомнением посмотрела на запотевший бокал:

– Я не буду и так перебрала в кафе. Не понимаю, зачем столько там выпила!

– Тебе надо было расслабиться, – проницательно заметил Илья, поднимая бокал. – Ладно. Пью за искусство. Пусть процветает. А ты ведь сама человек искусства. Я верно угадал? На этот раз не обидишься?

Маша только хохотнула, не отрывая глаз от шоколадки, которую ломала на части. Однако, когда она заговорила, ее голос зазвучал неожиданно печально. Она не ожидала, что ее посетит охота откровенничать, но слова вырывались будто сами собой.