– Дионис… это… был крутой парень, – осторожно вставил Кислый, пристально следя за тем, как я наполняю бокалы.
– С этим никто не спорит, – согласился Мара. – Но вернем–ся к теме изготовления вина.
Я догадался, о чем собрался разглагольствовать Мара сле–дующие несколько минут, а потому решил опустить повторение пройденного материала:
– Я понял. Вино, которое приходилось неоднократно разбав–лять, на самом деле не что иное, как психотропное снадобье шаманов.
– Точно! Визионерский напиток. Сейчас известно много ра–стений, содержащих психотропные компоненты. Многие из них эндемичны, то есть встречаются в определенных географичес–ких областях и нигде более. Как, например, пейот, родина ко–торого Мексика, или Banisteriopsis caapi – лиана, уроженка Амазонки. Но есть и такие, которые можно найти почти везде. Я говорю о белладонне, мандрагоре, о грибах Psilocybe cubensis. Вот эти растения, скорее всего, шаманы Древней Греции и упот–ребляли.
– Грибы… – с брезгливостью произнес Кислый и поморщил–ся. Мара не обратил на него внимания, продолжил:
– Шаманизм – это онтологичная религия человечества. Ни–чего древнее антропологи не обнаружили. И за полтора милли–она лет существования homo sapiens культ шаманства практи–чески не изменился. Возьми, к примеру, христианство. Каким оно было две тысячи лет назад и что представляет собой теперь? Мало того что оно раскололось на православие, католичество, протестантство, лютеранство и еще сотню всяких течений, так и эти локальные водовороты постоянно норовят развалиться на составляющие. Каждый уважающий себя мудрец от христи–анства считает своим долгом раскопать в Писании что-то но–вое, а потому в само учение постоянно вносятся изменения и поправки. Например, четыре основных Евангелия, которые святая церковь считает истинными, приняли в триста двадцать пятом году на Никейском соборе, все же остальные (а было их больше сотни) обозвали апокрифами и запретили. И пойди те–перь разберись, какой из этих текстов на самом деле был под–линный. Да и был ли вообще там подлинный?.. Или вот догмат о Святой Троице, который взяли вдруг да и утвердили на Кон–стантинопольском соборе, хотя до этого о такой штуке никто слыхом не слыхивал. Да и сами понятия «догма» как единствен–но верное учение, а «ересь» как лжеучение, требующее обяза–тельного искоренения, появились благодаря усердию Юсти-на – христианского апологета и философа, жившего намного позже Христа. Хотя из этого Юстина философ – как из меня Карл Маркс.
Кислый обиженно засопел, сказал с вызовом:
– А я, это… крещеный!
Я представил себе Карла Маркса, закидывающего под язык дозу ЛСД, и мне стало смешно.
– Поздравляю, – бесстрастно ответил Мара Кислому. – Меж–ду прочим, из этих вот умствований Юстина в конце концов про–изросла святая инквизиция. Не надо объяснять, какие послед–ствия для человечества она с собой принесла?
– Кислый у нас апологет христианства. – Я похлопал свеже–испеченного защитника интересов святой церкви по плечу. –Когда наступит пост перед Пасхой, мы проследим, чтобы ты не употреблял алкоголь.
– А когда… это… пост этот? – с тревогой вопросил Кислый и покосился на свой бокал.
– Расслабься, парень, – утешил я его. – Пост зимой. Начи–нается после Масленицы и идет до самой Пасхи. Пошутил я, не будем мы лишать тебя радости возлияния, потому как это на–следие великого Диониса. Да и потом, мы же все понимаем, что крестился ты так, на всякий случай. Типа на халяву отгрести бо–жественных ништяков, да?
Мара рассмеялся, Кислый пожал плечами, делая вид, что мои колкости его совершенно не задевают. Я решил вернуться к ос–новной теме разговора:
– Мара, ты хочешь сказать, что религия изменчива, тогда как шаманство незыблемо, я правильно понимаю?
– Точно. Религия меняется так же, как наука или философ–ская мысль. Все они развиваются, потому что несовершенны. И только шаманизм существует до сих пор в первозданном виде у сотен народов по всей планете. Ну не странно ли?!
Мара отвлекся, чтобы вылить в рот остатки вина и дать воз–можность своим слушателям, то есть мне, поразмыслить над странностями эволюции человеческой мысли и фундаменталь–ностью шаманизма.
Я подошел к окну и отдернул занавеску. По стеклу лениво стека–ла вода, а дальше город, словно опознавательные огни аэро–дрома, высвечивался разрозненной иллюминацией в толще сы–рого и мрачного вечера. Я подумал, что в изменчивом вихре людских жизней, со всеми его безумствами, страхами, обрете–ниями, но чаще потерями, со всем религиозным мракобесием, философской беспомощностью и политической паранойей, со всеми великими открытиями науки, подарившими людям столько надежд, но больше смерти и ужаса… образ древнего мага, облаченного в шкуру леопарда, с бубном в руках, с зату–маненным взором, в эпилептических корчах улетающего к ду–хам… остается единственным якорем, который удержит этот ковчег-цивилизацию на плаву. Или этот канат уже порван?.. Я понял, куда клонит Мара.