Коренной перелом

– Мистер президент, – произнес Уоллес, – прежде чем давать вам советы и рассуждать о нашей стратегии войны на Тихом океане, я хотел бы попросить вас закончить это совещание. Я понимаю, что вопросы, которые здесь обсуждаются, очень важные, но, поверьте мне, та информация, которую я привез вам из Москвы, во много раз важнее.

Рузвельт, немного подумав, кивнул и, извинившись перед приглашенными, попрощался с ними. Удивленные и донельзя заинтригованные Карден Холл и адмирал Лехи, перешептываясь, первыми направились к выходу. Гарри Гопкинс, видимо, догадавшись, о чем здесь сейчас пойдет речь, пробормотал себе под нос: «старшие братья, я так и знал», пошел вслед за ними. Последним Овальный кабинет покинул полковник Донован, бросив злобный взгляд на вице-президента…

20 июня 1942 года, полдень. Соединенные Штаты Америки, Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет

Когда дверь в Овальный кабинет закрылась, Рузвельт взял со стола длинный и тонкий мундштук, вставил в него папиросу, прикурил и внимательно посмотрел на своего вице-президента.

– Генри, – сказал он, – я понял, что у тебя состоялся откровенный разговор с русским лидером. И ты узнал из него такое, чего даже уважаемому мной Гарри Гопкинсу не следует знать. Хотя, по-моему, он уже кое о чем догадывается.

– Да, Фрэнк, – Уоллес зябко пожал плечами, – ты ведь знаешь, что я в свое время был другом русского философа Ника Рериха и вместе с ним ждал прихода мудрых гуру из Шамбалы. И похоже, что они явились…

Рузвельт чуть не поперхнулся табачным дымом и положил недокуренную папиросу на край пепельницы.

– Гарри, не тяни, рассказывай – что тебе сказал дядюшка Джо?

– Фрэнк, – попытался улыбнуться Уоллес, но улыбка его была больше похожа на гримасу, – я понял, что Сталин – это такой человек, который видит нас всех насквозь, словно просвеченных рентгеновскими лучами. Это я к тому, что у него теперь есть свой «стоп-лист», и доступ к этим сокровенным знаниям для нас зависит от того, какой в будущем станет наша Америка. Если она останется Америкой вашего «Нового курса», то Сталин согласится сотрудничать с нами полностью и без всяких ограничений. Во всяком случае, именно об этом и было сказано в нашем разговоре в Кремле. В противном случае он придержит эти козыри в своем рукаве, чтобы выложить их потом в игре против ваших преемников. Я понял, что русские могут заглядывать в будущее, черпая оттуда уникальную информацию. В общем, Фрэнк, мистеру Сталину известно будущее Америки, и это будущее в первую очередь не обрадует именно тебя, как президента США. Я встречался и разговаривал с теми людьми, которых мистер Даллес в прошлый раз назвал «чертиками». И теперь я знаю то, что знают они.

Расстегнув портфель, вице-президент Уоллес вытащил из него толстую папку.

– Вот мой доклад на эту тему, предназначенный только для тебя, Фрэнк, – произнес он, протягивая папку Рузвельту. – Там же лежат предложения Сталина об условиях заключения между СССР и США нового, долговременного союза.

Рузвельт, стараясь удержать дрожь в руках, взял папку и стал жадно перебирать лежавшие в ней бумаги. Время от времени он, схватив заинтересовавший его документ, впивался в него глазами. В Овальном кабинете наступила гробовая тишина. Вице-президент безучастно смотрел в окно. Он чувствовал страшную усталость. И не от того, что Уоллес за долгую дорогу из Москвы в Вашингтон практически не сомкнул глаз. Его давила к земле чудовищная тяжесть тех знаний, которые он получил в ходе визита в Страну Советов. Действительно, правильно написано в Библии: «от многих знаний – многие печали».

Бегло просмотрев бумаги в папке и отдельно перечитав несколько раз перевод письма Сталина, Рузвельт вздохнул и вопросительно посмотрел на Уоллеса.

– Генри, мы с тобой знакомы уже немало лет, – сказал он, – скажи мне откровенно – этому, – президент указал на лежащие перед ним бумаги, – можно верить? Я не про «шалости» полковника Донована, который думает меньше всего о том, как победить этого нехорошего парня Гитлера и джапов, которые, правда, сейчас побеждают нас. Тут все ясно – в нашем огороде необходимо произвести основательную прополку. К тому же события в Британии и возросшая угроза для нас на Тихом океане не оставляют другого выбора. Полковник Донован, он ведь не один такой. В наших политических кругах найдется еще немало персонажей, которые могут решить, что договоренность с Гитлером и установление в США фашистской диктатуры – наименьшее из двух зол. Эти люди будут пострашнее адмирала Ямамото. Дело в том, что японец сражается за свою страну, а эти – лишь за личное благополучие, пусть даже оно будет достигнуто ценой свободы всего американского народа. Впрочем, это дело для генерального прокурора. Хотя…

Рузвельт на мгновение задумался, а потом внимательно посмотрел на Уоллеса.