Коричневые башмаки с набережной Вольтера

– Что ж, постараюсь что-нибудь разнюхать. У меня есть доступ в архив редакции. Репортеры, знаете ли, не очень внимательно переписывают полицейские отчеты. Если что разузнаю, немедленно протелефонирую вам в книжную лавку.

– Лучше мне домой, и… – Виктор заглянул в открытую дверь галереи, убедился, что Таша стоит далеко от входа, и договорил: – Пожалуйста, ни слова моей жене!

Огюстен Вальми тщательно обрабатывал ногти пилочкой и задержанную, которую полицейский втолкнул в его кабинет, удостоил лишь беглым взглядом. Полная, небрежно одетая женщина казалась по этим двум причинам старше своих лет, но ей едва ли перевалило за тридцать пять. Она заметно нервничала, как обвиняемый в ожидании приговора суда. Завороженная руками комиссара, дамочка какое-то время боролась с отчаянным желанием погрызть ноготь на большом пальце. Наконец прозвучал повелительный голос:

– Сядьте уже, мадам Фуэн, что вы там стоите!

Она послушно опустилась на краешек стула, будто для того, чтобы поскорее вскочить и броситься прочь.

– Моя фамилия Фруэн, позволю себе поправить ваше превосходительство. Ангела Фруэн.

– Называйте меня «господин комиссар». Ангела, говорите? Вам очень подходит это имя.

Уловив в его словах насмешку, Ангела попыталась объяснить:

– Видите ли, ваше превосхо… инспектор, когда меня так окрестили, я была очаровательным младенчиком, и моя матушка…

– Ваша матушка непременно передумала бы вас так называть, если бы ей тогда предсказали ваше будущее.

– Не трогайте мою матушку! – выпалила Ангела Фруэн с внезапной воинственностью. – И с какой стати вы меня тут оскорбляете? За что меня вообще задержали?

– Все дело в воздушных шариках, мадам Фуэн. В трех желтых воздушных шариках с надписью «Дюфайель». Ваши коллеги-чесальщицы засвидетельствовали, что вы раздобыли их для своих деток.

– Ну да, так все и было. Только эти шарики у меня украли.

– Какое совпадение! Совсем недавно я получил известие о том, что в Булонском лесу найдены три сдувшихся желтых шарика с маркой известного производителя мебели. Они были привязаны к голове… Да-да, вы правильно расслышали – к отрубленной человеческой голове, мадам Фуэн. А также там присутствовало послание, подписанное Жоржем Муазаном, букинистом, с которым вы, как мне сообщили, водили знакомство. Из текста следует, что этот господин покончил с собой, что весьма неправдоподобно, на мой взгляд. Однако интересно другое: с чего бы человеку лишать себя жизни – цитирую – «в обществе, где не встретишь ни одного ангела»?

– Ну уж нет, я тут ни при чем!

– Есть устные заявления об уликах против вас, мадам Фуэн. Нам известно о ваших горшочках с конфитюрами, о воздушных шариках и… о сапожном резаке для тачания сабо – весьма опасном инструменте.

Ангела почувствовала, как к горлу подкатывают рыдания. За что судьба на нее ополчилась? Не иначе как кто-то из соседей или знакомых с набережной рассказал полицейским о краже резака, да и о недавней размолвке с Жоржем Муазаном, вероятно, тоже не умолчали…

Огюстен Вальми подровнял на столе чернильницу и перьевые ручки, затем пошуршал документами.

– У меня также есть письменные показания одного букиниста о ваших угрозах в адрес месье Муазана, – сообщил он.

– Ну да, я с ним повздорила! И не только я – месье Ларю тоже, он обещал этому Муазану уши отчикать садовыми ножницами! И месье Ботье с ним был на ножах…

– Что же месье Ботье не поделил с месье Муазаном?

– Месье Муазан вечно ему досаждал. В последний раз они поругались из-за какой-то штуки, которую Муазан должен был раздобыть.

– «Штуки»?

– Я понятия не имею, о чем шла речь. Может, о книжке. Короче, она была срочно нужна Ботье… Погодите-ка, они еще оба к одному дантисту ходили…

– Не отвлекайтесь от темы, мадам Фуэн.

– Я не отвлекаюсь, я рассказываю, что знаю. А больше мне рассказать нечего!

– Не кипятитесь, мадам Фуэн. Вы заявили, я цитирую: «Мой муженек отрубал им головы резаком». Будьте любезны, растолкуйте мне смысл сего высказывания. Это что, метафора?

– Фр-руэн! Моя фамилия Фруэн, с буквой «эр»! А высказывалась я о крысах. Месье Муазан собирался потравить крыс на набережной, вот я тогда на него и накинулась… Животных надо защищать! Вы только не подумайте, что я его… Я честная женщина, работаю с утра до ночи, у меня трое детей, я бы никогда не сделала ничего такого ужасного! И потом, Тиролец мне нравился…

– Тиролец?

– Месье Муазан. Он шляпу носил тирольскую, с пером, вот его все так и называли…

– В любом случае пока нет доказательств, что голова, найденная в Булонском лесу, принадлежала ему. И что прилагавшееся к ней послание принадлежало его перу.

– Голова, что ли, в шляпе была? Не знаю, какое на ней перо, но вроде фазанье, такими как будто не пишут…

– Это оборот речи такой – «принадлежать чьему-то перу», – раздраженно пояснил комиссар, отложив пилочку и смочив пальцы в теплой воде из миски на столе. – Значит «быть написанным кем-то».