Подобный лаконизм возымел свое действие. Полицейский с шумом втянул воздух.
— Генрих Лембке? — переспросил он. — А вы не ошиблись?
— Нет, уважаемый коллега, думаю, что нет.
Полицейский, фамилия и звание которого до сих пор оставались Бринкману неведомы, почесал за ухом.
— И чего вы от нас хотите?
— Узнать фамилию его врача. Вы ведь хорошо здесь ориентируетесь.
— Раньше, — сказал местный житель и выдержал паузу настолько долгую, что Бринкман уже начал опасаться, не впадает ли он в первоначальную свою молчаливую задумчивость. — Раньше сказал бы вам это по памяти. Но теперь доктора на каждом углу, откуда узнаешь, кто у кого лечится?
Оставался телефонный справочник. Бринкман попросил ему его раздобыть и направился к телефону в соседней комнате. Он набирал беспрерывно разные номера, и всем ассистенткам задавал один и тот же вопрос, не знает ли она, в какой больничной кассе, а возможно, частным образом лечится такой-то господин. Через час он наткнулся на врача Лембке и договорился о встрече на следующее утро.
Наконец, он позвонил в отель. Книппель был там. Они договорились встретиться в семь вечера в "Штертебекер-Штубе".
И вот все вместе, Улла и Джимми, Книппель и Бринкман, они принялись складывать свою головоломку. Части, которые удалось им разыскать. Улла — внешний контур, который все определял, Книппель — задний план, коричневые, черные и серые тона, трудно отличимые друг от друга, Джимми — центральную часть, которую все так долго искали.
А Бринкман легкой своей рукой — передний план.
Недостающие части они должны были получить завтра.
27
Он любил раннее утро, когда отель только просыпается. Как всегда, он вставал первым, принимал душ и одевался. Открывал уборщицам черный вход. Отправлялся на кухню выпить чашечку кофе с поварами. Наслаждался молчанием измученного бессонной ночью портье в тихом холле. Смотрел, как уборщицы в ресторане взгромождают стулья на столы. Слышал, как рано встающие постояльцы открывают в номерах воду.
Это был его отель, вот уже тридцать пять лет.
На него косо поглядывали, когда он приехал сюда и купил его. Если б не было Кляйнегарта, он не выдержал бы и трех лет. Кляйнегарт умел обращаться с этим народом. Он сам был одним из них. И потому его приняли. Кляйнегарт был находкой, которую подарили ему старые друзья, когда он собирался исчезнуть из Бохума. У Кляйнегарта были связи. Он стал бургомистром, хотя все знали его прошлое. Но они же и вышвырнули его, когда оно вышло наружу. Когда этот Вилкенс разбрасывал на каждом углу свои листки? Неужели наш бургомистр бывший высокий чин СС? Если б мы только раньше знали об этом! Наш бургомистр проводил ликвидацию варшавского гетто? Ах, какой ужас!
С ним бы подобного не случилось. Ему было достаточно опыта тридцать третьего года. Уже тогда он кое-что взял на себя. Но ведь это они заставили его, простого помощника полицейского. Не комиссара, намного дольше в партии, чем он, зато из хорошей семьи. Его, мелкую сошку штурмовиков.
Но тогда он им показал, этим красным. И вот, пожалуйста. Все равно они его не достанут. Уж во всяком случае не этот смехотворный старикашка на мопеде. Ему не удалось отобрать у него отель. Он вообще ничего больше ни у кого не отберет. И Люббо Вилкенсом он не станет.
На ошибках Кляйнегарта он кое-чему научился.
Он вернулся в личные апартаменты. Прошел по слабо освещенному коридору, мимо номера, в котором спал этот помешанный на англичанах полицейский.
28
Бринкман остановился в ''Полярной звезде'', небольшом пансионате, где стоимость номера вполне соответствовала его командировочным. Он проглотил две булочки с джемом, запил прозрачным жидковатым кофе и отправился в путь. Осенний день обещал быть чудесным, ясным, солнечным и безветренным. Врач Лембке практиковал в Кампене. Комната, где ожидали пациенты, была отделана под дуб, на обтянутых тканью стенах висели гравюры с изображением старинных кораблей.
Ему пришлось прождать с полчаса. Затем ассистентка на высоченных каблуках ввела его в кабинет.
— Чему могу быть полезен, господин комиссар? — спросил врач, бросив взгляд на служебное удостоверение Бринкмана.
— У меня несколько вопросов, касающихся одного из ваших пациентов, господин доктор. Речь идет о Генрихе Лембке.
— И что же такое натворил этот пожилой господин, так что бохумская полиция преследует его буквально по пятам?
Это прозвучало небрежно, однако от Бринкмана не ускользнул напряженно-выжидательный тон.
— Пока существуют подозрения, не более того. Быть может, как раз ваши показания помогут их рассеять.
— Спрашивайте.
Врач мягко опустился в кожаное кресло за письменным столом и принялся слегка раскачиваться.
— По поводу чего у вас лечится Лембке? — осторожно начал Бринкман.
Врач пододвинул к себе картотеку.
— Минутку, небольшое нарушение кровообращения, повышенное давление, возрастной сахар. Все не так уж плохо.
— И что же вы ему рекомендуете?
— Не много, честно говоря. Лембке в том возрасте, когда приходится мириться с такими вещами.
— И с сахаром тоже?