Коридор

Два месяца волнений: солидная фирма – хорошо платят‚ расширяются – нужны люди‚ удобный момент: проси больше – дадут больше. Соврали кадровику про прежнюю свою зарплату‚ да он тоже не лыком шит: попросил принести комсомольские билеты‚ вроде бы для оформления‚ они и поверили‚ и принесли‚ а там взносы не с тех денег – влипли ребята. Привычный к обману кадровик не рассердился даже: "Мне обидно не то‚ что вы врете‚ а то‚ что вы думаете‚ будто я вам верю"‚ – попросил неделю срока‚ обещал позвонить. Очень уж‚ видно‚ люди нужны.

Сегодня ровно неделя‚ сегодня должно решиться... Там наверное‚ наверняка хорошо. Если здесь плохо‚ то где-то там должно быть хорошо. Просто обязано. Иначе на что надеяться? Устали ждать‚ устали волноваться‚ сидят на батарее‚ дымят сигаретами – бывшие однокурсники‚ друзья по несчастью‚ обволакивают темноту дымом‚ давят окурки о батарею‚ – все нервы наружу‚ подходи – щупай‚ – под ногами пепел‚ пепел и пепел‚ и хрипят голоса от дыма и волнения. Может‚ их внизу начальство разыскивает‚ может‚ к ним из цеха по делу пришли‚ да какое уж тут начальство‚ какие дела‚ когда сидят люди‚ как на иголках‚ ждут телефонного звонка и перемены в личной жизни... Кто остается‚ тот пусть и работает.

Сколько месяцев маялись‚ тосковали‚ мучились‚ сколько раз уныло брели к проходной‚ волоча ноги: "Скорей бы утро‚ да опять за работу..."‚ – дежурная шутка‚ никто не смеется‚ – а теперь отработали обязательные три года‚ свободны‚ независимы‚ и уже не могут в конце рабочего дня криком отводить душу: "Триста семьдесят пятому дню разэтакой жизни – конец!" Чего кричать? Хочешь уходить – уходи. Хочешь оставаться – оставайся. Всем им уже по двадцать шесть‚ но первый раз их судьба от них самих зависит.

– Тихо‚ – говорит Толя Кошелкин. – Командовать паникой буду я!

2

Толя Кошелкин вскакивает с батареи‚ бежит вниз‚ к секретарше: не звонил ли кто по городскому телефону‚ не просил ли что передать. Секретарша у начальника злющая‚ вредная‚ своенравная: дай такой власть‚ она до конца насладится. Вот она и наслаждается‚ и командует‚ и измывается как хочет и над кем хочет. Перед ней больше‚ чем перед начальником‚ заискивают. Начальник может сделать одну крупную пакость‚ секретарша – тысячу мелких. Ребята заранее сговорились‚ жребий бросили‚ наметили жертву‚ кому за ней ухаживать‚ кому соблазнять‚ цветы дарить‚ конфетами кормить‚ интимные слова на ушко нашептывать‚ чтобы смилостивилась‚ оттаяла‚ звала к телефону милого друга. Выпал жребий Толе Кошелкину. Сколько он сил положил‚ сколько нервов‚ пока убедил ее в нежных и бескорыстных чувствах‚ – подсчитать невозможно. Секретарша – женщина недоверчивая‚ подозрительная‚ в критических летах‚ привыкшая на своем посту к мужскому обману: такую разве проймешь? "Я понял всё‚ – в нужный момент с надрывом сказал Толя. – Я был не нужен". Тем ее и взял. И всё из-за проклятого телефона. Не захочет – не позовет. Не разрешит – не позвонишь. А что? Телефон служебный. Частные разговоры в рабочее время не допускаются.

Толя Кошелкин возвращается сразу‚ мгновенно‚ через две ступеньки. Этот зараза-кадровик‚ бесчувственная душа‚ – за что ему только деньги платят! – неужто не понимает‚ как им важен его звонок? Мог бы войти в положение‚ мог бы понять среди своих анкет‚ что они не фотографии размером шесть на девять‚ а люди‚ живые люди: ущипни – синяк‚ уколи – кровь‚ у которых решается судьба‚ будущее‚ перемена положения. Курить больше нет сил‚ дым закручивается спиралями‚ в горле будто рашпилем провели‚ сухость одна и кашель...

– Ну‚ мужики... – сипит Толя в холодной ярости. – Дело чести!

Нос у Толи заострился‚ щеки ввалились: вступил человек на гибельный путь и не сойдет с него теперь до конца. И это так. Можно заранее попрощаться с Толей Кошелкиным. Потому что были уже случаи. Потому что за эти годы Толя Кошелкин погибал неоднократно‚ и всякий раз – весело‚ убедительно и несолидно.

Впервые это случилось на сцене институтского клуба‚ при переполненном зале. Толя Кошелкин изображал тупого студента на лабораторных работах по электротехнике‚ и этот самый студент своими неумелыми действиями производил короткое замыкание. Гас свет‚ артисты раскидывались по сцене в живописных позах‚ свет загорался снова‚ и зрители вяло аплодировали нехитрой авторской выдумке. И тогда Толя Кошелкин‚ который любое дело доводил до конца‚ – если он‚ конечно‚ за это дело брался‚ – решил устроить на сцене настоящее короткое замыкание. Он приготовил заранее два голых провода‚ включил в сеть и замкнул в нужный момент. Брызнули искры‚ охнул зал. Свет погас и зажегся снова.