Читаем Коридор полностью

Живет Манюня бедно‚ деньги матери отдает‚ и еда у них круглый год – картошка с соленым огурцом. А она молодая‚ видная‚ у нее тело хорошей еды‚ красивой одежды просит. Хочется одеться‚ как другие‚ вкусно поесть‚ съездить к морю‚ искупаться. Чем она хуже? Потому и ходит за ней по заводу дурная слава. Говорят‚ что Манюня – широкая натура‚ не умеет отказывать. Только угости‚ только подари‚ а нет ничего – приласкай. А она и сама не скрывает. "Мне‚ – говорит‚ – лишь бы до Крыма доехать. А там прокормят..." Наскребет деньжат на дорогу и едет. На пляж выйдет‚ платье скинет – отбоя нет. Веселая Манюня‚ никогда не унывает‚ имеет свою заветную мечту выйти за офицера с большой звездой‚ и выйдет‚ наверно‚ и поедет с ним куда угодно‚ хоть на край географии. Покоренный ее прелестями‚ сватался к Манюне отставник‚ степенный мужчина с дачей и участком в гектар‚ да она за него не пошла. "Понимаешь‚ – говорила каждому‚ – ежели я замуж выйду‚ то завяжу с этим делом. А этот со своим гектаром разве способен?" Сходила к нему пару раз. "Не‚ – говорит‚ – не способен". В этом году поступила Манюня в институт на заочное отделение‚ ходит порой на лекции‚ задания у других списывает‚ экзамены на троечку сдает. Когда с первого захода сдаст‚ когда с третьего. Знаний не было‚ нет и не будет‚ но инженером станет‚ если‚ конечно‚ институт не бросит. Она не бросит. Она не дура.

Время идет к звонку‚ мужчины в курилке гасят папиросы‚ но медленно открывается дверь‚ входит Зубков‚ старый‚ седой‚ морщинистый. Зубков дольше всех работает на заводе‚ еще с довоенных времен. Его растормошишь – он расскажет, как размещалось когда-то на территории конструкторское бюро‚ а главный конструктор‚ все его заместители и половина начальников отделов были заключенные‚ жили при заводе в бараке с решетками‚ – он и сейчас стоит‚ тот барак‚ и решетки целы‚ – и в кабинете у главного конструктора сидел неотлучно солдат‚ и домой их не отпускали‚ и вольным было стыдно и тоскливо прощаться с ними: весь день они работали вместе‚ над одним делом‚ а по вечерам эти ехали домой‚ а тех вели в барак. Рассказывает об этом Зубков робко‚ неохотно‚ с застарелым испугом: то ли можно уже говорить‚ то ли еще нельзя‚ а может‚ наоборот: то ли еще можно‚ то ли уже нельзя.

У старика Зубкова жена, дети и внуки‚ живут они все вместе в деревянном домике на Пресне‚ а домику тому сто лет. От постоянного детского крика не высыпается Зубков и потому часто спит на работе с карандашом в руке. Уткнет карандаш в чертеж‚ глаза рукой прикроет‚ а со стороны кажется‚ будто он и не спит вовсе‚ а задумался над очередной технической проблемой. Давно уж – многие годы – стоит Зубков в очереди на жилье‚ но никак ему не дадут: есть более нуждающиеся. Сколько лет ничего не строили‚ и как-то обходились‚ и получение не квартиры – комнаты было делом чрезвычайным‚ а нынче начали строить‚ и все заволновались‚ заторопились пожить в нормальных условиях‚ потому что сейчас только поняли‚ как они живут. А завод огромный‚ нуждающихся – пропасть‚ в первую очередь барачным‚ подвальным да больным‚ а у Зубкова‚ как-никак‚ собственный дом‚ и хоть давно уже обследовали его жилищные условия и даже в акте записали‚ что старший сын с невесткой спят на полу под столом‚ каждый раз находятся более нуждающиеся‚ да и Зубков‚ человек тихий‚ постоять за себя‚ покричать где надо не может. Когда приезжал на завод министр‚ слесарь со сборки подкараулил его‚ встал поперек дороги‚ рассказал про свои жилищные бедствия. "Надо дать"‚ – сказал министр. И дали. Так ведь нужно еще на такое решиться‚ да и нуждающихся столько‚ что ежели каждый будет останавливать‚ ни у какого министра времени не останется.

Зубков медленно‚ лунатиком‚ входит в курилку‚ шепчет чего-то‚ топчется на месте‚ разводит руками‚ а потом машинально‚ будто нехотя‚ расстегивает брюки‚ мочится в урну для окурков.

Тишина в курилке мертвая.

– Петрович‚ – окликают‚ – а Петрович... Шел бы ты лучше в кабинку.

Зубков вздрагивает‚ дергает по сторонам головой‚ дрожащими руками застегивает брюки.

– Профком... – шепчет он и растерянно улыбается‚ губы прыгают от волнения. – С профкома...

– Ну?

– Утвердили... Трехкомнатную...

Все "Ура!" кричат. Кто радуется‚ кто завидует‚ кому наплевать.

Тут и звонок. Обед. Из курилки‚ как ветром сдуло. Стоит один Зубков‚ качается. К стене привалился‚ ватные ноги не держат.


8


Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза