Коридоры власти

- Стыд и позор.

- Я с самого начала пытался дать вам понять, что я тоже отношусь к этому без восторга.

- Это не только позорно, но и грозит серьезным скандалом, - продолжал я.

- Это одна из причин, почему я вытащил вас сегодня из дому.

- Послушайте, - сказал я, - я прекрасно знаю Фрэнсиса. Знаю с юности. Он человек очень гордый. Сомневаюсь, очень сильно сомневаюсь, чтобы он на это пошел.

- Скажите ему, что это необходимо.

- С какой стати ему соглашаться?

- Из чувства долга, - сказал Роуз.

- Он вообще нам помогал только из чувства долга. Если его к тому же еще станут оскорблять...

- Дорогой мой Льюис, - холодно и зло прервал Роуз, - очень многих из нас, людей, конечно, не столь выдающихся, как Гетлиф, но все же не последних в своем деле, так или иначе оскорбляют, когда наша карьера подходит к концу. Но это не значит, что мы можем позволить себе оставить свой пост.

Это был чуть ли не единственный случай, когда он пожаловался на свои невзгоды, да и то не прямо.

Я сказал:

- Фрэнсис хочет только одного: продолжать свои исследования и жить тихо и мирно.

- Не кажется ли вам - я позволю себе воспользоваться вашим же выражением, - что если он поступит, как хочет, то и у него и у всех вас останется еще меньше надежды жить тихо и мирно. Хватит глупостей, - резко продолжал Роуз. - Все мы знаем, что политика Куэйфа опирается на знания и научные выводы не чьи-нибудь, а Гетлифа. С точки зрения военной - мы, кажется, все в этом согласны - у нас нет лучшего научного авторитета. А раз так, он просто обязан переступить через свое самолюбие. И вы обязаны ему это растолковать. Повторяю, это одна из причин, почему я решил сообщить вам эту неприятную новость еще сегодня. Завтра он, вероятно, уже все узнает сам. Вы должны смягчить удар заранее и уговорить его согласиться. Если вы так горячо поддерживаете политику Куэйфа - а мне, уж извините, по некоторым признакам кажется, что так оно и есть, - вы просто не можете этого не сделать.

Я подождал минуту, потом сказал как мог спокойнее:

- Я только сейчас понял, что и вы так же горячо поддерживаете эту политику.

Роуз не улыбнулся, даже глазом не моргнул, ничем не показал, что я попал в точку.

- Я - государственный служащий, - сказал он, - я веду игру по всем правилам. - И вдруг живо спросил: - Скажите, а эта проверка поставит Фрэнсиса Гетлифа в очень трудное положение?

- А по-вашему, с ним будут достаточно разумно обращаться?

- Им разъяснят - может быть, даже они в какой-то мере и сами это понимают, - что он человек очень нужный. - И уже без всякой язвительности Роуз продолжал: - Он слывет крайним левым. Вам это известно?

- Разумеется, известно. В тридцатых годах он был радикалом. В каком-то смысле он и по сей день считает себя радикалом. Что касается его образа мыслей, может быть, это и справедливо, но в душе никакой он не радикал.

Роуз помолчал немного. Потом носком башмака показал на что-то справа от меня. Я обернулся и поглядел. Роуз показывал на портрет, писанный маслом, каких здесь, в гостиной, было множество: генерал времен царствования королевы Виктории, точнее, войны с бурами, - в бакенбардах, краснощекий, с глазами навыкате.

- Беда в том, - сказал Роуз, - что наши "старшие" союзники прилежно перечитали все речи Фрэнсиса Гетлифа, все до единой, и воображают, будто никто из нас ничего о нем не знает. Но одно из немногих преимуществ жизни в Англии - что мы все-таки немножко знаем друг друга. Согласны? Знаем, к примеру, и это довольно существенно, что Фрэнсис Гетлиф так же склонен изменить отечеству, как, скажем... - И Роуз без особого ударения, по самым своим саркастическим тоном прочитал подпись под портретом: Генерал-лейтенант сэр Джеймс Брюднал, баронет и кавалер ордена Бани...

В нем и сейчас ощущалась затаенная тревога. После того как он предупредил меня о Фрэнсисе, она не затихла, а возросла. Настало напряженное молчание, потом Роуз сказал:

- Вам следует предупредить Гетлифа еще кое о чем. Признаться, я считаю, что это оскорбительно. Но по нынешним понятиям подобная проверка, видимо, требует так называемого "расследования" и в области сексуальных отношений.

Застигнутый врасплох, я ухмыльнулся.

- Напрасно будут стараться. Фрэнсис женился совсем молодым, и они с женой по сей день живут очень счастливо. А чего, собственно, эта публика доискивается?

- Я уже намекал им, что было бы не слишком тактично заговорить на эту тему с самим сэром Фрэнсисом Гетлифом. Но они сочтут своим долгом перебрать все его знакомства и проверить, нет ли чего-нибудь такого, из-за чего его кто-нибудь может шантажировать. Иначе говоря, насколько я понимаю, они хотят выяснить, нет ли у него любовниц или иных привязанностей. Как вам известно, существует престранная точка зрения, что раз человек гомосексуалист, то он, по всей вероятности, еще и предатель. Хотелось бы мне, знаете ли, чтобы они сказали это господам Иксу и Игреку.

Впервые осторожнейший Роуз ничуть не заботился об осторожности. Он назвал по именам одного из самых твердолобых министров и некоего высокопоставленного общественного деятеля.