Корм

Правда заключается в том, что мы страна, которая привыкла бояться. Если быть совсем уж честной, и с вами, и с самой собой, дело даже не в стране и не в какой-то привычке. Речь идет обо всем мире в целом и о человеческом пристрастии к страху. Люди хотят бояться. Ужас оправдывает любые поступки. Из-за него мы охотно расстаемся со своей свободой, уступаем свои права, одно за другим. И в конце концов оказывается, что каждое наше движение отслеживают и фиксируют в сотне разных баз данных. И среднему обывателю доступ к этим базам закрыт. Наш мир сформирован страхом, создан благодаря страху. И исчезни вдруг привычное чувство страха — многие просто не поймут, что им делать и как дальше жить.

Наши предки мечтали о мире, где нет границ и барьеров, а мы, напротив, мечтаем, как бы понастроить побольше барьеров вокруг собственных домов, детей, себя самих. Каждый день мы ограничиваем себя во имя безопасности, которой, по нашему же собственному утверждению, достичь невозможно. Мы ужимаем огромный мир, полный возможностей, делаем его нестерпимо маленьким.

Все еще чувствуете себя в безопасности?

из блога Джорджии Мейсон«Эти изображения могут вас шокировать»,6 апреля 2040 года.

Двадцать два

Я проснулась оттого, что в комнате тихо спорили Рик и Шон. Привычно гудели серверы и компьютеры. Брат не соврал и умудрился все запустить, пока я спала. Осторожно попробовала потянуться — какое счастье: голова не болит и не ватная из-за обезболивающих. Значит, выживу. Хотя придется, конечно, потом расплачиваться: мигрени у меня происходят из-за повреждений зрительного нерва, так что искусственные стимуляторы лишь снимают боль, а повреждения меж тем вполне могут остаться навсегда. Но пока я функционирую.

— …говорю же тебе, пускай спит, пока сама не проснется. Пиши свой репортаж.

— Это же Дочери американской революции, они ничего нового не сказали со времен этой самой Революции.

— Значит, его просто будет написать.

— Дурак.

— Слушай, просто делай свою работу, я хочу дать сестре немного поспать. Что тут плохого?

— Прямо сейчас много плохого.

— Обнимайся со своей кошкой и работай, — устало повторил Шон.

Интересно, сколько я провела в своем наркотическом сне без сновидений? А он все это время запускал серверы и ждал звонка от Махира.

Наверное, я громко вздохнула. Послышались шаги, матрас прогнулся (это брат облокотился на него).

— Джордж? Ты чего-нибудь хочешь?

Еще восемь часов сна, запасные глаза и живую Баффи. Но ничего из вышеперечисленного мне не светит.

— Мои очки? — прокаркала я и, не открывая глаз, повернулась на голос и вопросительно подняла брови.

Брат дотронулся кончиками пальцев до моей ладони, а потом вложил в нее очки.

— Ты отключилась где-то на десять часов. Я три раза звонил Махиру, но он не ответил. Бекс говорит, что разговаривала с ним после нас, ей тогда понадобилось перезагрузить какие-то свои файлы. Но потом с ним больше никто не связывался.

Бекс?.. А, Ребекка Атертон, вестник, которого он переманил у меня после Икли. Я надела очки, пытаясь сосредоточиться, и села на кровати. Еще несколько мгновений глаза приспосабливались к освещению. Шон положил мне руку на колено и помог усесться поровнее. Я накрыла его ладонь своей и посмотрела на расплывчатое сияние возле стены, где стояли мониторы. На фоне зеленого мерцания темнело какое-то непонятное пятно. Я кивнула ему и поздоровалась:

— Привет, Рик.

— Привет, Джорджия, — отозвался силуэт. — Тебе лучше?

— Почти ничего не вижу, в голове как будто нагадила стая чаек, но ничего не болит, так что жить буду. — Я сжала пальцы Шона. — Как прошла встреча с Дочерьми революции?

— Скукота.

— Хорошо, хоть что-то в этом мире не меняется. — Глаза потихонечку приспособились к свету, теперь я могла различить у пятна голову. — Ты как, собираешься еще тут с нами зависать, или у нас открывается еще одна вакансия?

Рик застыл.

— Шон сказал, вы это уже обсудили.