Кормилец

– Наташа, послушай, мне не смешно. Открой. И иди к себе в номер. Я ему все объясню.

– Не надо никому ничего объяснять, Игорь. Ты и так много сказал за сегодня. Я бы сказала, даже слишком много. Иди спать. А лучше – иди ты на хер, долбаный импотент. Аревуар.

Я простоял у двери еще с четверть часа, пытаясь убедить ее. Она больше не отвечала. А спустя какое-то время я снова услышал шумную возню и сладострастные стоны.

Вернувшись, я лег в сырую, пахнущую плесенью постель. Луна тускло освещала ободранные обои и кривые серые потолки. Я вспомнил умирающего в ночлежке Свиридова, и мысль о том, что теперь на его месте оказался я, напугала меня. Я прислушался, и снова до меня донесся ритмичный сухой скрип кроватной сетки, голоса, частое прерывистое дыхание Наташи и Шматченко… И чье-то еще – третье. Дыхание ровное и холодное. Это дышало Место. Наблюдавшее за нами и ждущее нас».

53

Игорю приснилось, что он мертв. Он лежал на спине, и земля сверху давила на него. Он не мог ни пошевелиться, ни открыть глаза. Что-то тонкое и холодное опутывало его лицо, как будто клок длинных оживших волос. Бесконечно медленно и долго волосы лезли ему в нос, в рот, в уши. Прорастали десятками тонких длинных корней, проникая все глубже в пищевод и легкие.

«ЧЕРВИ БУДУТ ЕСТЬ НАШЕГО МАЛЫША», – прошептал женский голос под ухом. Знакомый голос, который он не слышал много лет.

Он вздрогнул. Глубокий вдох. Вязкая чернота отпускала медленно, словно он нырнул в железнодорожную бочку с нефтью и теперь медленно поднимался на поверхность. В тело возвращалась жизнь. Игорь разжал веки и обнаружил себя сидящим в темной спальне на краю кровати. В окно светила луна. Предплечья и лодыжки покрылись гусиной кожей. Во рту пересохло.

За спиной спала Марина. Ее рыхлые дряблые щеки повисли. Из-за приоткрытого рта лицо приобрело безвольное и глупое выражение. Она стала сильно похожа на Сережу. Из ванной донесся звук. Что-то влажное скользило то ли по кафелю, то ли по раковине. Как тогда, четырнадцать лет назад. Все повторяется. И если в ванной снова Марина, тогда на кровати за спиной лежит сейчас потолстевший и вдруг состарившийся Сережа.

«Хватит фантазий, – попытался успокоить себя Игорь. – До трех ночи ты пишешь всякую мрачную чушь, и она закономерно продолжает крутиться у тебя в голове после того, как ты засыпаешь».

Звук в ванной повторился.

Игорь встал и вышел в коридор. Дверь в ванную была открыта, и в комнате горел свет. Возможно, сам он и забыл его выключить, как случалось уже не раз.

«Все повторяется, – подумал он. – Только на этот раз в ванной будет не Марина, а Лиза. На четвереньках в луже крови, с торчащей из глаза отверткой «Стайер», которую я вчера оставил около котла, когда собирался поменять насос. А рядом на унитазе будет сидеть улыбающийся Сережа, похожий на горгулью. Сюрприз-сюрприз. «Привет, папочка! Не сердись. Я только хотел посмотреть на ее писюшку».

– Черт. – Игорь шагнул на свет и на секунду зажмурился. Звук исчез. Комната была пуста.

Мышь? За девять лет жизни в доме ему не попадалось ни одной, но все когда-то случается впервые. Он посмотрел по углам, потом наклонился и заглянул под ванну. Ничего, кроме пыли и волос. В последнее время Марина теряла их, как онкобольной после химиотерапии.

Взгляд пробежал по полке. Четыре банки морской соли для ванн, пакеты с хвоей и сушеными корнями женьшеня, пластиковая бутылочка с настоем крапивы и еще невесть что. Как в спа-салоне или в избушке ведьмы. Мышь, или что еще это было, вполне могла скрываться там.

Игорь отодвинул в сторону туалетную бумагу, пенку, упаковку мыла, когда вдруг снова услышал скрип. Звук шел от приоткрытого фрамугой окна. Он не помнил, чтобы его открывали на ночь.

В щель между окном и рамой влезли тонкие грязные пальцы. В воздухе возник слабый, едва уловимый запах перезрелых фруктов. Снаружи тихий женский голос, похожий на шелест сухой травы, нестройно запел:

Когда они окружили домИ в каждой руке был ствол,Он вышел с красной розой в рукеИ по воздуху плавно пошел…

54

«Запись 20 от 2.10.2017 г.

В гостинице я проспал часа три – не больше. От душной коробки с узким окном тошнило, и я вышел из номера пораньше. На стоянке гудел заведенный «КамАЗ». Водитель – мужик в грязном свитере и с сигаретой в зубах – стучал ногой по колесам. Я не курил с интернатуры, но события последних дней и минувшая ночь меня доконали. Сигареты у дальнобойщика были крепкими. Я раскашлялся и долго отплевывался.

Наташа вышла под руку со Шматченко. На ней был яркий бирюзовый сарафан какого-то детского покроя. Ее кавалер в коротком спортивном костюме и с огромным вихром на макушке выглядел ей под стать. Помню, как подумал, что они напоминают Гензеля и Гретту, которых отец разбудил пораньше, чтобы успеть поглубже завести в лес.

Камазист тихо присвистнул и толкнул меня локтем.

– Сколько ж он ей заплатил?

Я пожал плечами.

– Да ладно тебе. Все свои. Я же видел вчера, что вы вместе пришли. У тебя ее номера нет?