Кормилец

Когда я вошел в квартиру, уже стемнело. Внутри было тихо. Я позвал жену по имени и заглянул на кухню. На столе стояла кружка с почерневшим чаем, которую я оставил там три дня назад.

– Марина! – еще раз позвал я.

Снова тишина. Я подумал, что она умерла, что той поездкой я убил сразу двух женщин. Я разрыдался и сел на диван. Не помню, чтобы когда-нибудь до или после плакал с таким упоением. Как будто со слезами из меня вытекал не только страх, но и чувство вины. Сквозь слезы я смотрел на синюю этикетку пепси-колы и думал, что у меня все еще есть выбор. Что можно открутить пробку и вылить в раковину эту бурую дрянь.

Я нашел жену в зале. Свет был выключен. Скрючившись, она сидела в кресле и смотрела в занавешенное окно. В одном кулаке был зажат край накидки кресла, в другом – смятая до состояния постиранной промокашки, но узнаваемая УЗИ-распечатка. Это был хрестоматийный кататонический ступор.

Я переложил Марину на диван и вышел на кухню.

Пока я заваривал чай, меня едва не вывернуло от запаха тухлятины. Но Шматченко трижды сказал, что надо приготовить чай. Было бы глупо сейчас его ослушаться. Впрочем, для Марины на тот момент вкус и запах перестали существовать. Я помог ей вылить содержимое кружки в себя. Она даже не поморщилась.

Ночью мне снилась Наташа. Из узкого прямоугольника рыхлой глины ее рука тянулась ко мне. Я не мог пошевелиться от ужаса, пока она подбиралась все ближе и ближе. Я просыпался, снова засыпал и снова проваливался в кошмар. Утром, когда я вошел на кухню, мне показалось, что я продолжаю спать. Марина сидела за столом, вокруг которого валялись обертки от конфет, пустые банки и грязные тарелки. Перемазанными в сливовом варенье пальцами она вылавливала куски мяса из кастрюли с борщом и запихивала их в рот. На мой вопрос, что с ней происходит, она ответила, что сильно проголодалась. Через час она пришла в себя и даже спросила, где я пропадал эти два дня. Впрочем, без особого интереса. Именно в тот день она впервые просидела час в ванной (до этого она всегда пользовалась душем) и перевела весь запас мыла и шампуня. Она почувствовала, что изменилась, и как будто пыталась смыть с себя какую-то особо едкую грязь. Но грязь была внутри. В крови, в мозгах, в матке, где снова рос наш сын».

66

«Запись 26 от 2.10.2017 г.

Дерево счастья было не меньше восьми метров высотой с грубой узловатой корой и широкой кроной. Даже сейчас я живо представляю его себе, но, несмотря на тонны прочитанной ботанической макулатуры, не могу идентифицировать. В первую очередь из-за отсутствия листвы. Что-то похожее на акацию, но без шипов. В любом случае точно не береза. Хотя именно береза стала объектом моего детального изучения после возвращения из той поездки.

Активное сокодвижение у березы начинается в начале апреля и заканчивается в середине мая. Сбор сока в разумных объемах (около одного-двух литров в сутки) не наносит существенного вреда дереву. Березовый сок содержит много питательных веществ и полезен для здоровья. Помогает при заболевании ЖКТ, печени и почек. Информации об использовании березового сока для сохранения беременности я не нашел, как не нашел ответов и еще на два интересующих меня вопроса. Во-первых, как долго может прожить корень после смерти кроны, не выпуская новых побегов? И во-вторых, в каком случае корень будет гнать сок вверх по стволу к мертвым ветвям?

В день, когда родился Сережа, шел холодный дождь. Он появился на свет около шести утра, а в шесть вечера Марина спустилась из палаты в коридор, чтобы показать мне сына. В роддоме было жарко. В фойе, как на вокзале, стояли люди с сумками и пакетами. Лицо у Марины было темным, как будто загорелым, с синеватым оттенком. Уже потом, дома, она рассказала, что неправильно тужилась при родах. Мятый халат едва прикрывал разбухшую грудь. Верхняя пуговица была оторвана.

– Хочешь подержать? – Она нерешительно протянула мне сверток, как будто боясь, что я откажусь.

Я не хотел, но сказал, что хочу.

Тогда я впервые заглянул в лицо сыну. Оно было вдавлено в череп, как будто Бог хотел сделать из его головы миску, но потом вдруг передумал. Нос, глаза, рот были непропорционально малы. Серые зрачки смотрели прямо перед собой. Тогда я еще не заметил косоглазия, но сразу обратил внимание на цвет радужки. Из всех моих знакомых только один человек имел такие глаза. Я хорошо запомнил этот цвет мокрого бетона за десятки часов психотерапии. Хотелось вышвырнуть живой сверток и бежать. Вернуться в квартиру, лечь на диван, заснуть, а потом проснуться в другой, прежней, жизни.

Марина как будто прочла мои мысли.

– Врач спрашивала, будем ли мы забирать ребенка. Ей надо готовить документы, – сказала она.

В день выписки наша группа встречающих была самой малочисленной и тихой. Ни шаров, ни шампанского. Даже одеты все были буднично. Как будто шли с работы и между делом заскочили в роддом. Все четверо: я, родители и теща. Хотя не знаю. Может быть, нас было пятеро. Все-таки Наташа была лучшей подругой Марины. Просто тогда я еще не мог ее видеть.