Корни

Оказалась очередная больная цистерна. Слили, как и раньше, у бумажников, но не в “подарок”, а записали в счет разнарядки. Потом еще раз и еще. Вскоре от них приехали за положенным по плану. — “Все, товарищи! Вы свое на этот квартал выбрали. Вот документы, вот и вот”, - “А как же…?!” — “Не положено, спросите у своего директора”. Тот туда-сюда. Оказалось, что у палки два конца. А у его “эмки” нет бензина съездить в областной центр. Повинился, дал лесу, дальше жили как нормальные соседи.

Бред, конечно. Как говорится: “Вот Вы говорите — не может быть! И я говорю — “Конечно, не может быть. Но — было

”.

Все давалось тяжело. И вся большая Победа, и конкретные достижения на конкретном заводе. Вот мы упомянули о местных кадрах на этом строительстве. А большую часть из них составляли 15-летние мальчишки, выпускники здешнего ФЗУ. Отец вспоминал, что как-то раз проходил мимо насосной, а оттуда какой-то смех, в общем — непроизводственные звуки. Зашел, а там стояли паровые насосы, такие, где общий шток в паровых и гидравлических цилиндрах. Очень надежная штука, между прочим. Я видел такие на московском “Нефтегазе”. Им было чуть ли не сто лет, а главный инженер никак не хотел их менять. Штоки на этих насосах ходят взад-вперед, а мальчишки-слесаря на них катаются и веселятся. Дети же! И притом, работающие по двенадцать часов в сутки, как и все.

Еще кадры поставлял НКВД. Этим, конечно, было тяжелее всего. Одним из самых больших отрядов были немки-спецпереселенки из Поволжья и других областей. Одна из них оказалась отцовой старой знакомой. Эта история началась в середине 30-х в Баку, где одной из ярких дам в их компании была некто Женя, по прозвищу почему-то “Коварная маркиза”. Работала она лаборантом в их же НИИ. Общались на вечеринках, ходили всей компанией в театр, филармонию. Одним словом — “наш круг”. А тут идет он утречком пешком из своего коттеджа на завод, а мимо гонят колонну. Грязные, конечно, оборванные. Вдруг одна подбегает к нему и говорит: “Вы меня не помните, Александр Сергеевич? Я — Женя!” Ну, вспомнил. Действительно, она — немка, а по тому времени это уже состав преступления. А что он может? Она уже в колонну вернулась, он пошел к себе на завод. В ближайшие дни выяснил по-тихому — где, что и как. Вскоре их энкавэдэшник начал жаловаться, что-де “кадров нету, некому кальки снимать”. — “Так ты ж сам своих не знаешь, — сказал отец, — Я по Баку знаю одну из твоих немок, вполне грамотная баба и с кальками справится. А у тебя лопатой машет со всеми”.. Следующий раз он ее видел уже более или менее прилично одетой, на той самой копировальной должности. С жильем у неё тоже как бы само собой устроилось. Все же не в бараке. В следующий раз он ее увидел лет через десять в знаменитом кисловодском ресторане “Храм воздуха”.

Сидел-ужинал, а тут вошла шумная компания, в центре которой блистала дама — та самая. Делая заказ, она достаточно сурово отозвалась об умственных способностях “кавказских дикарей”. Отец доел, а проходя мимо их стола, наклонился и сказал: “От Вас, Женя, я этого не ожидал”. К чему я об этом? Скорей всего к тому, что в прошедшей кровавой и изнурительной истории страны есть, конечно, абсолютные жертвы и абсолютные палачи, но гораздо более тех людей, которых судьба выносила на позиции, где либо они давили, либо давили их — как уж сложится, независимо от них самих.

Еще одна бакинская история имела продолжение на берегах Камы — это история изобретателя Приземного. В начале этой истории, т. е. в 1939 году, в АзНИИ раздался звонок из ЦК компартии Азербайджана. Голос в трубке властно требовал прекратить зажим и волокиту в рассмотрении предложений этого новатора. Начали выяснять — кто такой? А никто не знает. А ЦК-то надо отвечать. Не детский сад! На счастье, пришел назавтра в институт большой конверт с этими самыми предложениями. Это, значит, он одновременно отправил по почте свою инновацию в институт и жалобу с мудрым предвидением о зажиме со стороны институтских консерваторов наверх. Но не учел, что письмо в ЦК с почтамта полетит, как птица, а в институт может и немного отстать.