Корни

– Похоже на язык серер, – ответил Кунта. – Но я не знаю их слов. Я слышал, как серер разговаривали на корабле, который меня привез.

Старый садовник с опаской огляделся:

– Никогда не пой эту песню. Ниггеры могут услышать и сказать массе. Белые не хотят, чтобы ниггеры говорили на африканских языках.

Кунта и раньше думал, что старик – выходец из Гамбии. В нем чувствовалась кровь джолофов – высокий нос, плоские губы, абсолютно черная кожа, чернее, чем у всех остальных. Но когда садовник рассказал все это, Кунта решил, что о подобном лучше не говорить. Он сменил тему, спросил, откуда старик и как он оказался на этой плантации. Старик ответил не сразу, но в конце концов решился:

– Ниггер, страдавший, подобно мне, многому научился. – Он пристально посмотрел на Кунту, словно решая, стоит ли продолжать. – Когда-то я был настоящим мужчиной. Я мог согнуть железный лом на колене. Я мог нести набитый мешок, что по силам только мулу. Я мог вытянутой рукой поднять взрослого мужчину за ремень. Но я работал чуть не до смерти, и били меня смертным боем, пока не отдали этому массе в уплату долга. – Старик замолчал. – Теперь я слаб. И хочу лишь спокойно дожить те дни, что мне остались.

Он впился глазами в Кунту:

– Сам не знаю, почему тебе все это рассказываю. На самом деле мне не так плохо, как кажется. Но масса не продаст меня, пока думает, что мне плохо. И вижу, ты уже научился садоводству. – Старик снова замолчал. – Я могу вернуться в сад и помогать, если хочешь – но не слишком много. Я как-то ослабел.

Кунта поблагодарил старика за предложение, но сказал, что и сам хорошо справляется. Через несколько минут он извинился и направился в свою хижину, ругая себя за то, что не выразил достойного сочувствия старому человеку. Он уже жалел, что узнал так много, но не мог не испытывать презрения к тому, кто опустил руки и сдался.

На следующий день Кунта решил разговорить Белл. Он знал, что больше всего она любит говорить про массу Уоллера, и решил спросить, почему тот не женат.

– Он был женат – на мисс Присцилле. Он женился в тот год, когда меня сюда привезли. Она была хорошенькая, словно колибри. И такая же маленькая. Поэтому она и умерла, рожая их первого ребенка. Маленькая была девочка – она тоже умерла. Это было самое ужасное время здесь. С тех пор масса никогда не был таким, как раньше. Только работа, работа, работа – он словно пытается загнать себя. Он не выносит, когда кто-то болеет или ранен. Масса даже к больной кошке зовет доктора – и к любому заболевшему ниггеру тоже. Вот к Скрипачу, о котором ты всегда говоришь, или к тебе, когда тебя привезли. Он так злился, когда узнал, что с тобой сделали, что даже выкупил тебя у собственного брата Джона. Он не имел к этому отношения – Джон нанял чертовых ловцов ниггеров, а они сказали, что ты пытался их убить…

Кунта слушал, понимая, что ему открываются глубины душ не только черных людей. Ему и в голову не приходило, что белым тоже не чужды страдания, хотя это не оправдывало их поведения. Ему захотелось говорить на языке белых так хорошо, чтобы высказать все это Белл – и рассказать ей сказку старой Ньо Бото про мальчика, который помог попавшему в ловушку крокодилу. Ньо Бото всегда заканчивала ее словами: «В этом мире за добро часто платят злом».

Подумав о доме, Кунта вспомнил о том, о чем давно уже хотел сказать Белл. Момент показался ему подходящим. И он с гордостью произнес, что, если бы не ее коричневая кожа, она была бы так же красива, как самая красивая женщина мандинго.

Но самый большой его комплимент натолкнулся на полное непонимание.

– Что за ерунду ты говоришь? – раздраженно ответила Белл. – Не понимаю, зачем белым привозить из Африки таких глупых ниггеров!

Глава 56

Целый месяц Белл не разговаривала с Кунтой – даже свою корзину с овощами в большой дом носила сама. Но как-то в понедельник она прибежала в сад с широко распахнутыми глазами и затараторила:

– Только что у нас был шериф! Он сказал массе, что на Севере, в каком-то Бостоне, произошла заварушка! Белые люди словно взбесились из-за налогов короля, что за большой водой. Масса велел Лютеру закладывать повозку. Он едет в округ. Он очень зол!

После ужина все собрались у хижины Скрипача, желая узнать, что думает об этом он и садовник. Садовник был самым старым из рабов, а Скрипач часто путешествовал и много знал.

– Когда это произошло? – спросил кто-то.

– Ну все, что доходит до нас с Севера, – ответил садовник, – случается довольно давно.

– Я слышал, – добавил Скрипач, – что из Бостона до Вирджинии десять дней пути на самых быстрых лошадях.

Повозка массы вернулась уже на закате. Лютер поспешил к рабам, чтобы сообщить обо всем, что ему стало известно.

– В Бостоне так разозлились из-за налогов, что набросились на солдат короля, – рассказывал он. – Солдаты начали стрелять и убили одного ниггера по имени Криспус Аттукс. Они называют это «Бостонской резней»!