Корни дуба

Пожалуй, правильнее будет сказать, что английскому джентльмену в наследство от лучших времен досталась некоторая леность ума, умственная малоподвижность. Эта инерция былого благополучия и стабильности сказывается в его неторопливости и неповоротливости, в его неспособности к быстрым решениям, в самоуверенной нелюбознательности, в его приверженности к традициям и привычке оглядываться на прецедент.

В основе его суждений о вещах и явлениях лежит универсальный критерий: это по-английски, а это не по-английски. К критическим замечаниям иностранцев англичанин относится с поразительной терпимостью. Он готов признать, что его кухня примитивна, что его художественный вкус оставляет желать лучшего, что он привык ставить знак равенства между понятиями "интеллектуальный" и "заумный". Но под этой самокритичной скромностью кроется непоколебимая уверенность в собственном превосходстве. Англичанин вряд ли способен объяснить, на чем она основана. Тем не менее фраза "это так по-английски!" звучит в его устах лишь как высшая похвала. Замкнутость обитателей туманного Альбиона, которые, по словам Джорджа Микеша, "даже будучи членами "Общего рынка", остаются ближе к Новой Зеландии, чем к Голландии", во многом связана с такой подспудной самоудовлетворенностью.

Это врожденное чувство собственного превосходства, этот своеобразный эгоцентризм, воспитываемый в семье, в школе, в общественной жизни и особенно в прессе, служит одним из корней английского консерватизма и одновременно одним из корней английского национализма.

Англичанин

почти беспредельно терпим. Он приветлив, человечен, выдержан, честен. Он

обладает серьезным чувством долга, общественного порядка и готов идти на

практические жертвы ради того и другого. Он добродушен, учтив и к тому же

свободен от зависти, горечи и чувства мести.

Но вы должны уважать его темп. Если вы

не будете торопить его; если вы найдете к нему должный подход, апеллируй к

его доброй воле, а не к его эмоциям; если вы будете подносить ему факты,

которые он может разжевывать медленно и старательно, вместо того чтобы вдруг

осыпать его каскадом страстных идей, - вы почувствуете, что его немалым

достоинством является рассудительность. Он становится вполне способным

поворачиваться в вашу сторону, причем не только ради того, чтобы понять вас,

но и чтобы пройти полпути вам навстречу. Глубоко врожденный инстинкт предписывает

ему брать и давать, жить и давать жить другим. Он обладает природным чувством

справедливости (жаль лишь, что он так редко проявляет его при управлении

своими колониями!).

Одетта

Кюн (Франция),

"Я открываю англичан" (1934).

Их прославленной любви к животным

противоречит их любовь к кровавым видам спорта. Их прославленному

общественному духу противоречит их безразличный индивидуализм. Их врожденной

отзывчивости противоречит золотое правило не вмешиваться не в свои дела... С

одной стороны, эксцентричность находится у них в почете; с другой стороны,

все необычное или незнакомое встречает неприязнь, опасение, презрение. Их

замкнутость сочетается с мессианством, пуританство идет рука об руку с

распущенностью, либерализм и консерватизм в равной степени считаются их

национальными чертами - так же как нелюбовь к регламентации и пристрастие к

очередям.

Страна, которая создала, возможно,

лучшие стили в, архитектуре жилища, известна несравненной убогостью своих

трущоб. Страна, которая славится самой отвратительной погодой, остается

предвзятой противницей таких нововведений, как двойные рамы или центральное

отопление.

Эдит

Симон (Англия),

"Английский вклад в цивилизацию" (1972).

Встретить англичанина в центре Лондона становится нелегко, а уж на страницах английской истории, среди королевских имен это всегда было трудным делом, шутит французский сатирик Пьер Данинос. Плантагенеты, напоминает он, были французы, Тюдоры - уэльсцы, Стюарты - шотландцы. Разделавшись с ними, освободили престол для голландца, за которым последовал немец из Ганноверской династии, не знавший ни слова по-английски...

Хотя островное положение страны предопределило своеобразие английской истории, к ней приложили руку многие народы, каждый из которых оставил свой след в английском национальном характере.

Коренными жителями Британских островов принято считать кельтов. Одна их ветвь (галлы) осела в Ирландии и Шотландии, а другая, более близкая к обитателям французской Бретани, в Корнуолле и Уэльсе.

Бретонская ветвь кельтов смешалась с потомками более ранней волны завоевателей. Это были иберы, выходцы с Пиренейского полуострова. Дорогу им, возможно, проложили еще финикийские мореходы, совершавшие в Корнуолл рейсы за оловом. Иберы поклонялись солнцу. Это они возвели на южных равнинах загадочные ритуальные сооружения из камней. О них, предшественниках кельтов, напоминают черноволосые коренастые люди со средиземноморским профилем, встречающиеся среди жителей Корнуолла и Уэльса,