Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

- Снова построили повзводно, и перед фронтом появился политрук, который начал, надрываясь, кричать сорванным хриплым голосом, что наше дело правое и победа будет за нами, пока же немцы временно прорвались на нашу территорию, и надо удержать город до подхода главных сил, и это приказ товарища Сталина. Тот, кто без оружия, возьмёт у убитого товарища, но – ни шагу назад! Оставившим позицию без приказа – расстрел!

- И мы пошли, почти вооружённые и напрочь оглушённые услышанным и близкой канонадой, туда, где требовалось заткнуть нами фронтовую дыру. Как только вышли за город, немцы тут же, словно ждали, влупили по колонне минами. Они так жутко воют! Все попадали и поползли с дороги в рожь, как будто, спрятавшись в хлипких растениях, можно было спастись. Кому-то сразу же попало, послышались крики и стоны, а кто-то, как блатари, что отняли у меня колбасу, побросав винтовки, ужами поползли в ржаную глубь, только зады их из стороны в сторону мотались. Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался, но долго ещё сержанты поднимали и вытаскивали вояк изо ржи на дорогу, выстраивая в прежнюю походную колонну. Пятерых оставили лежать в кювете, хоронить не стали – некогда. Более десятка, поддерживая друг друга, побрели назад, счастливцы, в город. Не меньше осталось ждать транспорта, который должны были прислать легкораненые, а некоторые пропали без следа. Не было и урок. Я сказал сержанту, где их видел, тот организовал прочёсывание, и их как перепелов подняли в самой середине поля, вывели на дорогу, поставили перед строем, лейтенант прокричал приговор и обоих ухлопал из пистолета за измену и дезертирство.

- Слушай, тебя в школе не били? – поинтересовался Владимир.

Ангел недовольно пошмыгал алевшим в темноте носом и сознался:

- Били. Но я таких запоминал, следил за каждым шагом, пока не удавалось засечь на чём-нибудь запретном, и тогда рассказывал учителям.

Он гаденько захихикал.

- И до чего ж приятно было видеть, как по моей подсказке наказывали обидчиков. Конечно, учителя не любили меня как ябеду, но ничего поделать, кроме пустых увещеваний, не могли потому, что я сообщал правду, и они обязаны были на неё реагировать. А мне со временем понравилась слежка и подслушивание, понравилось чувствовать себя сильнее тех, кто бил, ведь я знал о них такое, что они хотели бы забыть и тщательно скрывали. Знал не только об учениках, но и об учителях. Многие догадывались и боялись, и это наполняло меня чувством сладостной мести. Я и отца выследил, когда он вздумал таскаться к молодой бабёнке, рассказал матери с подробностями и радовался, когда она сквозь рыдания поносила его на чём свет стоит всякими непотребными словами, а он только вздыхал, просил прощения и увёртывался от её цепких и ухватистых рук.

«Нет, Гевисман не ошибся», - с отвращением подумал Владимир, – «этот гадёныш – прирождённый фискал-любитель».

- Я возьму шинель на веранде, а то холодно? – попросил промёрзший насквозь ябеда.

- Вместе возьмём, - решил на всякий случай обезопаситься Владимир.

Оба поднялись, сблизившись, и от ангелочка отчётливо пахнуло скверным едким запахом сивухи.

- Я бы не стал стрелять, - не глядя в глаза недоверчивого американца, задним числом повинился Ангел. – Я только хотел проверить документы: не из НКВД ли ты.

Владимир не поверил. Он пропустил мерзляка вперёд, но прежде, чем тот надел шинель, ощупал её пустые карманы.

Когда вернулись на прежние позиции, Ангел сунул ноги в сапоги и удовлетворённо вздохнул, плотно запахнувшись в тёплую и почти новую немецкую шинель.

- А работать я буду, я люблю такую работу, - услышал, наконец-то, Владимир то, что надо. – Мне тяжёлая физическая работа по здоровью противопоказана, а сержант там, на дороге, не понимал этого и всучил в награду за блатных боевую винтовку. Она такая тяжёлая и неудобная, и без неё тяжело идти, а с ней я и вовсе скоро выдохся. А я-то надеялся, что он отправит меня сопровождать раненых. Не вышло, не повезло, как обычно.

Ангел утёр рассопливившийся от жалости к себе нос рукавом шинели.

- Кое-как дотянули мы до леса, а там – комдив на заляпанной грязью «эмке» и куча с треугольниками и шпалами вокруг запылённой полуторки. Увидев наше боевое пополнение, призванное остановить немцев на подступах к городу, он вместо приветствия крепко, по-солдатски, выругался матом и залез в машину, захлопнув дверцу, словно отгородившись от ответственности. Лейтенант отвёл нас подальше от командирского гнева, велел никуда не отлучаться, не попадаться на глаза начальству и отдыхать до темноты, что я и сделал с удовольствием, провалившись в сон в обнимку с ненавистной винтовкой. Аванса сколько дашь?

Владимир достал из кармана гимнастёрки заготовленное американцами обязательство о сотрудничестве, подал новоиспечённому сотруднику и, посветив плоским фонариком, предложил:

- Читай. Всё понятно?

- Всё, - ответил внимательно изучивший душегубную бумагу Ангел, - кроме пустого места, где сумма в рублях.