– Жаль, что вам не пришлось понаблюдать за Оркнейцами, когда они у себя дома. В их семье счастье гостило нечасто, не то что в вашей.
– Вы думаете, что счастье теперь частый гость в нашей семье? – спросил Агловаль. – Вам известно, что матушка скончалась несколько месяцев назад? Отец звал ее Свинкой.
– Простите, Агловаль. Мы не имели об этом вестей.
– Люди часто посмеивались над отцом. Я знаю, он не отличался грозным характером. Но, наверное, он был очень хорошим мужем, не правда ли, если после его кончины матушка умерла, не выдержав одиночества? Она не умела копаться в своих чувствах, Король, и тем не менее истаяла после того, как Оркнейцы убили отца и Ламорака. Теперь она лежит в одной с ними могиле.
– Агловаль, вам должно поступить так, как вы считаете нужным. И я знаю, что, будучи истинным Пеллинором, вы поступите правильно. Я не прошу вас оказать мне услугу. Но позвольте мне упомянуть о трех обстоятельствах. Прежде всего, ваш отец был самым первым рыцарем, пленившим мою душу, и тем не менее я не покарал Гавейна. Затем: все Оркнейцы обожали свою мать. Она внушила им любовь, слишком сильную, сама же любила только себя. И наконец, третье, – прислушайтесь к этому, Агловаль, – третье состоит в том, что Королю надлежит прибегать лишь к наилучшим орудиям.
– Боюсь, что третьего я не понял.
– Как по-вашему, – спросил Артур, – есть что-либо достойное в распрях? Способны они принести счастье двум вашим семьям?
– Строго говоря, нет.
– Если я собираюсь искоренить закон, порождающий распри, добьюсь ли я хоть какого-то прока, взывая к Гавейну и подобным ему?
– Я понял.
– Какое благо сотворил бы я, казнив все семейство Оркнейцев? У нас лишь осталось бы для продолжения наших трудов на три рыцаря меньше. И ведь прожитые ими жизни счастливыми не назовешь. А потому, Агловаль, как вы сами видите, надеяться мне остается только на вас.
– Я должен все это обдумать.
– Обдумайте. И не принимайте поспешных решений. Меня в расчет не берите. Просто поступите так, как считаете правильным, и тогда – ибо вы Пеллинор, – я уверен, все содеется к лучшему. А теперь расскажите мне о своих приключениях во время поисков Грааля и забудьте на этот вечер об Оркнейцах.
Агловаль тяжело вздохнул и сказал:
– Что касается меня, никаких приключений не было. Но поиски стоили мне сестры, а быть может, и брата.
– Сестра ваша скончалась? Бедный мальчик, а я-то думал, что в монастыре она в безопасности.
– Ее обнаружили мертвой в некоей барке.
– Мертвой в барке!
– Да, в волшебной барке. В руках она держала длинную запись с рассказом о поисках Грааля и о моем брате Перси.
– Мы не причиняем вам боль, задавая вопросы?
– Нет. Я рад рассказать вам об этом. У меня еще остался Дорнар, а Перси, похоже, снискал себе высокую славу.
– Каковы же были деяния сэра Персиваля?
– Быть может, мне лучше пересказать вам ту запись с самого начала.
– Как вам известно, – начал свой рассказ сэр Агловаль, – из членов нашей семьи Перси более всех походил на папу. Он был мягок, робок и несколько нерешителен. Да еще и застенчив к тому же. Когда он повстречался с Борсом в той их волшебной барке, он немного смутился, так рассказывается в записи. Он ведь, подобно Галахаду, был рыцарем-девственником, понимаете? Мне часто приходило в голову, что они с папой удались под пару друг другу. Прежде всего, оба любили животных и умели обходиться с ними. Помните, у папы была Искомая Зверь, а теперь и у Перси, когда он отправился в Поиск, появились друзья, все больше львы. И потом, Перси тоже был доброжелателен и прост. В тот день, когда все они пробовали вытянуть из ножен благословенный меч, – я говорю о тех троих, что взошли на священную барку, – Перси было дозволено попытать счастья первым. Ничего у него, конечно, не вышло – все достижения этого рода предназначались для Галахада, – но, не справившись с мечом, он просто с гордостью огляделся по сторонам и сказал: «Клянусь моей верой, я потерпел неудачу!» Однако я забежал вперед.