Король былого и грядущего

Ланселот улыбнулся и взял их руки в свои.

– Мне и рассказывать-то особенно не о чем, – сказал он. – В конце концов, ведь не я отыскал Грааль.

– Сядь, позавтракай. Поговорим, когда ты поешь. Ты очень исхудал.

– Хочешь вина с пряностями или лучше немного сидра?

– Я теперь не пью, – сказал он, – спасибо.

Пока он ел, Король с Королевой сидели по сторонам от него и смотрели. Не успевал он подумать о соли, не успевал потянуться за ней, как они уже подносили ему солонку. Он засмеялся, глядя на их серьезные лица, от выражения которых ему становилось не по себе, и, чтобы заставить их улыбнуться, сделал вид, будто намеревается окропить Артура водой, которую пил.

– А реликвии вам не нужны? – спросил он. – Могу предложить мои сапоги, они все равно протерлись до дыр.

– Не стоит с этим шутить, Ланселот. Я уверен, что ты своими глазами видел Святой Грааль.

– Даже если так, соль мне подавать не обязательно.

Но они смотрели на него с прежней серьезностью.

Ланселот сказал:

– Прошу вас, поймите. Это Галахада вместе с другими допустили к Граалю. Я допущен не был. Так что не стоит вокруг меня хлопотать, это неправильно, а для меня так даже и обидно. Сколько рыцарей вернулись назад?

– Половина, – ответил Артур. – Их рассказы мы уже слышали.

– Я думаю, вам известно больше, чем мне.

– Мы знаем лишь, что убийц и тех, кто не исповедался, завернули вспять; а ты сообщил, что Галахад, Персиваль и Борс были допущены. Мне рассказывали, что Галахад с Персивалем – девственники, а Борс, хотя, вообще-то, и нет, оказался первоклассным богословом. Я думаю, что Борс избран за веру, а Персиваль – за невинность. О Галахаде же мне почти ничего не известно, не считая того, что всем он не по душе.

– Не по душе?

– Все жалуются, что в нем нет ничего человеческого.

Глаза Ланселота были прикованы к чаше с водой.

– Человеческого в нем мало, – наконец сказал он. – Да и с чего бы? Много ли человеческого в ангелах?

– Я не совсем тебя понимаю.

– Как ты полагаешь, если бы сию минуту сюда явился Архангел Михаил, сказал бы он тебе: «Какая милая нынче погода! У вас не найдется стаканчика виски?»

– Полагаю, что не сказал бы.

– Артур, не сочти мои речи за грубость. Помни, что я пребывал далеко отсюда, в странных и пустынных краях, иногда совершенно один, иногда в ладье, наедине с Богом и звуками моря. Ты знаешь, я как вернулся к людям, так все время чувствую, что понемногу схожу с ума. Не из-за моря, из-за людей. Стоит людям обступить меня, как все, чего я достиг, начинает от меня ускользать. Даже из того, что произносишь ты или Дженни, многое кажется мне ненужным – странные шумы, пустота. Ты понимаешь, о чем я? «Как поживаете?» – «Присядьте» – «Какая прекрасная погода!» – Что все это значит? Люди слишком много говорят. Там, где я был и где сейчас Галахад, проявление «хороших манер» – это просто пустая трата времени. Манеры нужны лишь в отношениях между людьми, чтобы поддерживать их пустые затеи в рабочем состоянии. Конечно, манеры делают человека, но ведь не Бога же. Так что понять, почему Галахад мог показаться невежливым, бесчеловечным и так далее людям, которые жужжали и стрекотали вокруг него, думаю, можно. Дух его слишком удалился от них, пока он жил на необитаемых островах, в безмолвии, наедине с вечностью.

– Я понимаю.

– Пожалуйста, не сочти меня грубияном. Я пытаюсь описать тебе мои ощущения. Если ты когда-нибудь бывал в Чистилище Святого Патрика, ты наверняка поймешь, о чем я говорю. Когда выходишь оттуда, люди кажутся смешными.

– Я очень хорошо тебя понимаю. И Галахада тоже.

– На самом-то деле он был очень милым человеком. Я-то знаю, мы провели долгое время в одной барке. Но это не означает, что мы непрестанно раскланивались, уступая друг другу лучшее место.

– Пуще всего его невзлюбили те мои рыцари, что тяготеют к мирскому. Да, я понимаю. И все-таки, Ланс, нам не терпится услышать твою историю, не Галахада.

– Да, Ланс, расскажи нам о том, что с тобой было, и предоставь ангелов самим себе.

– Это лучшее, что я могу сделать, – улыбнувшись, сказал сэр Ланселот, – поскольку встретить хотя бы одного ангела мне дозволено не было.

– Начинай же.

– Когда я оставил Вогон, – начал главнокомандующий, – мной владела хитроумная мысль о том, что наилучшим местом для поисков был бы замок Короля Пеллеса.

Он прервался, ибо Гвиневера внезапно дернулась.

– Я не добрался до замка, – мягко сказал он, – потому что в пути меня поджидало несчастье. Случилось нечто, не входившее в мои планы, а потом уж я шел туда, куда меня вели.

– И что за несчастье?

– В сущности, оно и несчастьем-то не было. Просто я получил первый из направляющих пинков, которых было немало и за которые я благодарен. Вы ведь знаете, я много рассуждал о Боге, а это слово, которое оскорбляет неблагочестивых людей почти так же, как слово «проклятье» оскорбляет благочестивых. Как нам тут поступить?

– Ты просто предположи, что мы люди благочестивые, – сказал Король, – и рассказывай дальше.

– Я скакал вместе с сэром Персивалем, и мы повстречали моего сына. Он поверг меня наземь с первой попытки – мой собственный сын.