Король-Демон

Спокойствие и тишину спальни нарушали лишь капли дождя, барабанившие в стекло, да доносившиеся изредка оклики часовых, вселявшие в душу спокойствие. Положив голову мне на плечо, Маран ласкала меня рукой.

— Не знаю, — наконец сказал я. — По-моему, тут одной магии будет противостоять другая, а я в этом ничего не смыслю.

— Но император примет участие в этом поединке?

— Надеюсь.

— В таком случае, этому чародею от нас никуда не деться, — уверенно заявила Маран. — Быть может, император скажет тебе, как найти и других людей.

— Например?

— Ну, всех лордов, графов и прочую знать, пропавшую неизвестно куда. Ты не находишь это очень странным?

— Нахожу. Но ведь была война, наши войска захватили Каллио. Возможно, у тех, кому удалось пережить смуту, есть веские причины не привлекать к себе внимания.

— Разумеется, есть. И готова поспорить, я могу тебе ответить, какие именно. Уж что-что, а повадки высшего света мне хорошо известны.

— Продолжай.

Внезапно мой сон как рукой сняло. Маран была права: в ее жилах текла голубая кровь многих поколений знати.

— Начнем с очевидного, — сказала моя жена. — Влиятельному вельможе нравится быть влиятельным вельможей.

— Никогда в этом не сомневался.

— Я хочу сказать, очень нравится Так почему эти люди внезапно попрятались по норам, вместо того чтобы просто переметнуться к новому хозяину, присягнуть ему в верности и остаться при дворе? — Маран уселась в кровати. Даже в полумраке я увидел, что ее лицо озарилось возбуждением. — Единственная причина, по которой лорд Такой-то и леди Такая-то зарылись в землю, словно спасаясь от гончих псов, вместо того чтобы урвать кусок пирога, предложенного принцем Рейферном, — им приказали затаиться. Или их запугали, или им что-то пообещали.

— Но кто мог запугать или подкупить всю знать Каллио?

— Быть может, этот ваш чародей?

— Гм.

Маран упала на подушки.

— Но наверное, я несу полную чушь.

Моя жена такая — внезапный приступ проницательности, и тотчас же накатывается волна сомнения. Первое время я думал, что из Маран выбил всю душу тот мерзавец, за которым она была замужем до меня, но потом я начал подозревать, что в этом, вероятно, виновата ее семья. Пообщавшись с отцом и братьями Маран, я понял, что в мире Аграмонте к мыслям, высказанным женщиной, относятся пренебрежительно.

— Не говори так о себе! — строго заметил я, шлепая жену по ягодицам.

Шутливо вскрикнув, она крепче прижалась ко мне.

— Слушай, у меня есть одна мысль. Мы этим еще не занимались!

— По-моему, мы уже перепробовали все, — сказал я.

— Нет, вот послушай... я лежу лицом вниз, привязанная шелковыми веревками к кровати так, что не могу пошевелиться, — начала Маран, заводясь от собственных слов. — У меня завязаны глаза, а во рту кляп, поэтому я совершенно беспомощна. Под мои бедра подсунута подушечка, твой член находится глубоко во мне. Я чувствую твои яички — У нее участилось дыхание. — В руке ты держишь хлыст, тоже шелковый. Сначала ты меня им гладишь, а потом бьешь, и мне больно. Тут ты начинаешь двигаться, а затем бьешь хлыстом, снова, снова и снова...

Мое естество окаменело в готовности, и вдруг я вспомнил другой хлыст, которым пользовались не в пылу страсти, изуродованное лицо бандита, зловоние подземной темницы — и мое возбуждение мгновенно прошло.

— Хорошо, — сказал я. — Добавь это в свой список. У нас был воображаемый перечень того, что мы еще не пробовали в постели, — для некоторых утех потребовалось бы больше приспособлений, чем при осаде неприступной крепости. Мы время от времени делились друг с другом своими безумными фантазиями.

Вслушавшись в дождь, я зевнул, призывая сон.

— Дамастес, — сказала Маран, — можно задать тебе один вопрос?

— Сколько угодно, только если мне будет позволено заснуть в самое ближайшее время.

— Долго у нас с тобой будет так продолжаться?

— Ты имеешь в виду, что мы постоянно занимаемся любовью? Надеюсь, вечно.

— Нет, дурак. Я имела в виду, что тебя, как военачальника, постоянно не бывает дома.

— Таков удел солдата, — сказал я. — Я отправляюсь туда, куда прикажет император, и тогда, когда прикажет император. Я принял присягу.

— И так будет всегда?

— О, полагаю, когда-нибудь я устану. Простуженные кости и суставы будут так болеть, что я не смогу выходить из дома. — Я начал было говорить о ранах, но вовремя сдержался. — Тогда у меня будет более чем достаточно времени, чтобы тебе надоесть.

— Надеюсь, — вздохнув, прошептала Маран. — Спокойной ночи, любимый.