— Вот что, приятель, — хрипло и зло проговорил хозяин. — Я не из тех, кто любит евреев, но в сорок девятом немало их повидал. В тот год они драпали из ваших новых Соединенных Штатов. Я тебе так скажу: если у вас сейчас полно шальных денег, так это все награблено у евреев, которых вышвырнули из Нью-Йорка, когда нацисты приняли этот чертов Нюрнбергский Закон. Мальчишкой я жил в Бостоне и с евреями особо не якшался. Но если бы мне кто сказал, что в США будут действовать нацистские законы — пусть мы и проиграем войну — я бы тому придурку плюнул в морду. Удивляюсь, почему ты здесь, а не завербовался в армию своих Соединенных Штатов? А? Завоевывать какую-нибудь банановую республику, чтобы потеснить япошек и порадовать немчуру?
Шоферы вскочили с перекошенными от злости лицами. Старший схватил со стойки бутылку кетчупа. Хозяин попятился. Нашарив огромную двузубую вилку, он остановился и приготовился к защите.
— Скоро в Денвере достроят огнестойкую посадочную площадку, и там смогут садиться ракеты Люфтганзы, — спокойно заметила Джулиана.
Никто из троих мужчин не пошевелился и не подал голоса. Посетители тоже помалкивали.
Наконец хозяин произнес:
— Одну я видел на закате.
— Эта ракета летела не в Денвер, — сказала Джулиана. — Она села на западном побережье.
Водители понемногу успокоились. Старший проворчал:
— Вечно забываю, что народ здесь малость желтоват.
— Япошки не губили евреев ни в войну, ни после. И не строили здесь печей.
— То-то и беда, что не строили, — буркнул старший водитель и принялся за еду.
«Мы желтоваты, — подумала Джулиана. — Он прав. Мы хорошо относимся к японцам. Наверное, потому, что их здесь нет.»
— Где вы остановитесь на ночь? — спросила она у молодого водителя.
— Не знаю, — ответил тот. — Я только что вылез из кабины. Мне у вас не нравится. Может, завалюсь спать в кузове.
— В мотеле «Медовая пчелка» вполне сносно, — проворчал хозяин.
— Ну что ж, — сказал молодой водитель, — может, там и заночую. Если им не будет глаза колоть, что я итальянец. — Он говорил с явным акцентом, хотя и старался его скрывать.
«Тут виноват его максимализм, — думала Джулиана. — Поэтому он такой озлобленный. Слишком много хочет от жизни. Всегда ему чего-то не хватает, вечно что-то не так. И я такая же. Не смогла усидеть на западном побережье, наверное, и здесь не усижу. А разве прежде, во времена покорения Дикого Запада, люди были иными?
Но сейчас граница проходит не здесь, — мелькнула мысль, — а через другие планеты. И он, и я могли бы попроситься на корабль, который отвозит колонистов. Нет, нам бы отказали. Ему — из-за смуглой кожи, мне — из-за черных волос. Уж эти мне белокожие нордические феи из эсэсовских училищ в замках Баварии! Этот бедолага Джо, или как его там, — так и глядит букой. Нет бы, принять холодный и многозначительный вид, будто он нас всех и в грош не ставит и абсолютно уверен в себе. Да, у наци именно такие лица. Они не идеалисты, как и Джо или я, они циники и фанатики. Это дефект мозга, похоже немецкие психиатры не только душевнобольным, а всему своему народу сделали лоботомию.
Все их беды — из-за секса, — решила Джулиана. — Еще в тридцатые у них началось... Гитлер забавлялся со своей... сестрой, кажется? Или теткой? Или племянницей? Да и его собственные родители были двоюродными братом и сестрой. Они не считают кровосмешение грехом, многие живут со своими матерями. Вот почему у этих отборных эсэсовских шлюх такие ангельские, жеманные улыбки. Они берегут себя для Папочки. Или друг для дружки.
А кого они считают Папочкой? Бормана, который, говорят, на ладан дышит? Или Доходягу? Ходят слухи, старина Адольф, разбитый параличом, доживает свой век в одном из санаториев Рейха. Сифилис мозга — память о нищей жизни венского люмпена... Черное долгополое пальто, грязное исподнее, ночлежки...
Наверное, это месть насмешливого Боженьки. Совсем как в немом кино. Злодея искупали в дерьме. Историческая кара за грехи.
И что самое жуткое — вся нынешняя Германия сотворена этим сухоточным. Сначала он создал партию, потом — нацию, потом — государство на пол-планеты. И не кто-нибудь, а сами нацисты выявили болезнь, поставили диагноз. Шарлатан-травник Морель, пользующий Гитлера патентованными «пилюлями доктора Кестера», раньше лечил венериков. Об этом знает весь мир, и тем не менее, любой бред рехнувшегося вождя считается откровением мудреца. Страницей Священного Писания. Мало того, что идеи этого придурка заразили весь мир — их, как семена зла, разносят по планетам белокурые арийские королевы.
Вот плоды кровосмешения: безумие, слепота, смерть. Брр!» — Джулиана вздрогнула.
— Чарли! — окликнула она хозяина. — Как там мой заказ?
Джулиане было очень одиноко. Она встала, подошла к стойке и уселась около кассы. Никто, кроме молодого итальянца, не обращал на нее внимания. А он просто-таки глаз с нее не сводил. «Его зовут Джо, — вспомнила она. — А фамилия?»