Ни двенадцатому виконту, ни молодому эмигранту из Чикаго даже не приходило в голову, что Георг V может считать себя не только королем богатых и знатных, но и сувереном бесправных и бедных. Во время волнений в промышленности, характерных для его царствования, он демонстрировал это не однажды. В 1912 г., после пятинедельной забастовки шахтеров, заставившей владельцев шахт ввести минимальную зарплату, он пожертвовал тысячу фунтов, чтобы облегчить страдания семей забастовщиков. В 1921 г. король предупреждал кабинет, что «люди не в состоянии прожить на пособие по безработице в 15 шиллингов для мужчин и 12 для женщин». В январе 1926 г. он попросил усилить тот раздел своей тронной речи, в котором говорилось о трудностях в угольной промышленности, и добавить еще призыв к единству. В апреле, за несколько дней до того, как вызванные предстоящим сокращением заработков волнения на шахтах спровоцировали всеобщую забастовку, король говорил на скачках в Ньюмаркете лорду Дарему, что жалеет горняков. Дарем, крупный шахтовладелец, ответил, что они представляют собой «чертово сборище революционеров». Тогда король гневно на него обрушился: «Прежде чем их судить, попробуйте прожить на их заработки!» Он также говорил министру Лео Эмери, что ни одному шахтовладельцу или инвестору нельзя позволить получать дивиденды, превышающие десять процентов.
Король желал править довольным народом и очень страдал от того, что это было не так. «В этом мире, кажется, никогда не будет покоя, — писал он о приближающейся стачке. — Чувствую себя очень плохо и подавленно». Когда 4 мая конгресс тред-юнионов объявил забастовку солидарности с шахтерами, надеясь парализовать работу транспорта и других жизненно важных отраслей, королю настойчиво предлагали стать посредником. Однако уже имевшиеся прецеденты с Парламентским актом и гомрулем его не слишком вдохновляли. Стамфордхэм осторожно ответил, что король соберет конференцию по урегулированию только по рекомендации премьер-министра; Болдуин же хранил молчание. Принцу Уэльскому также не разрешили совершить ознакомительную поездку из боязни, что он будет вынужден встать на чью-то сторону.
Однако в частном порядке король проявлял и сочувствие, и осторожность. 8 мая «Бритиш газетт», правительственная газета, издававшаяся по случаю чрезвычайной ситуации, которую редактировал сверхэнергичный Уинстон Черчилль, заявила, что вооруженные силы не замедлят прийти на помощь гражданской власти. Король сразу же дал поручение Стамфордхэму написать начальнику имперского Генерального штаба; и хотя провокационное заявление характеризовалось в нем всего лишь как «неудачное», военное министерство, несомненно, поняло намек.
Самая решительная мера из всех, предпринятых королем в мае 1926 г., также была направлена на то, что он считал благоразумным выходом и честной игрой. Правительство решило внести билль, запрещающий профсоюзам тратить деньги, как собственные, так и полученные из-за границы (под этим явно подразумевалась Советская Россия), на забастовку, «ставящую своей целью запугать или шантажировать правительство или общество». До принятия билля парламентом предполагалось незамедлительно издать так называемый королевский указ в совете — правительственный декрет, запрещающий банкам выплачивать эти деньги. Хотя на практике конституционный монарх не может отвергнуть такой декрет, представленный на заседание Тайного совета, он все же имеет право прибегнуть к одной из своих прерогатив, а именно к убеждению; 9 мая он и воспользовался ею, причем весьма эффективно. Вот что пишет об этом Стамфордхэм: