Король Георг V

В сущности, он был сельским жителем. Герцог Кембриджский, наблюдая за тем, как его племянник и крестник открывает новый пешеходный мостик и шлюз в Ричмонде, восхищался его выправкой, четкой дикцией и технической хваткой, но вместе с тем беспокоился из-за того, что будущий наследник трона «терпеть не может Лондон и ненавидит светское общество». Одним из преимуществ Йоркского коттеджа, с точки зрения владельца, являлось то обстоятельство, что его комнаты были слишком малы для каких-либо приемов. И хотя к этому объяснению нельзя было прибегнуть, когда герцог занимал просторные апартаменты Йорк-Хаус или Сент-Джеймсского дворца, он и в Лондоне принимал гостей так же неохотно, как и в деревне. Тем не менее, когда герцог и герцогиня Йоркские все же устраивали приемы, они проводили их в соответствии с хлебосольными традициями того времени. В Йорк-Хаус, который, как и коттедж в Сандрингеме, герцог обставил, не посоветовавшись с женой, первый званый обед состоялся 4 марта 1894 г. Гостей, среди которых были только члены королевской семьи, угощали устрицами, бульоном и густым супом, камбалой и палтусом, закусками по рецептам французской кухни, бараниной, цыплятами, куропатками, спаржей, суфле, абрикосовым пирогом и мороженым. Через несколько дней состоялся более официальный прием — в честь нового премьер-министра лорда Розбери, на котором также присутствовал его предшественник — господин Гладстон.

Герцог Йоркский в это время делал в политике лишь первые шаги. Возможно, ради того, чтобы замаскировать собственную неуверенность, он выражал свои мысли весьма четко и громогласно, что вошло у него в привычку, сохранившуюся до конца жизни. После обеда в Виндзоре одна из придворных дам записала в дневнике: «Герцог Йоркский, не выбирая слов, громко и оскорбительно отзывался о германском императоре, однако королева молчала». Полвека спустя королева Мария вспоминала об этой привычке покойного мужа: «Он никогда не любил ходить вокруг да около». Произнося эти слова, она делала пальцами кругообразное движение.

Столь же независимо он повел себя после рождения первенца — это произошло в Уайт-Лодже, в Ричмонд-парке, 23 июня 1894 г. Три дня спустя королева взялась за перо, обращаясь с уже привычной просьбой назвать ее первого правнука Альбертом. И в очередной раз была разочарована. В длинном письме к ней, полном благоговения и признательности, герцог соглашался лишь на то, чтобы одним из имен новорожденного было Альберт. Тем не менее назвать ребенка Альбертом он отказывался, объясняя это так: «Задолго до рождения нашего милого младенца мы с Мэй решили, что, если это будет мальчик, назовем его Эдуардом — в честь нашего дорогого Эдди. Это желание идет от самого сердца

, дражайшая бабушка, поскольку имя Эдуард для нас свято

».

Королеве оставалось лишь согласиться с таким решением, хотя она все же не преминула преподать внуку урок логики: «Конечно, если вы хотите, чтобы первым было имя Эдуард, я возражать не стану, хотя замечу, что по вашему письму получается, будто Эдди звали Эдуардом, тогда как на самом деле его имя было Альберт Виктор».

Маленького принца крестили как Эдуарда Альберта Кристиана Георга Эндрю Патрика Дейвида. В семье его называли Дейвидом — по имени святого покровителя Уэльса. Когда 14 декабря 1895 г., в тридцать четвертую годовщину со дня смерти принца-консорта, в Сандрингеме родился их второй сын, Йорки смогли, наконец, удовлетворить пожелание бабушки. При крещении он получил имя Альберт Фредерик Артур Георг, а в семье его называли, как и прадеда, Берти. Впоследствии у герцога и герцогини Йоркских родилось в Сандрингеме еще четверо детей: принцесса Мария (1897), принц Генрих (1900), принц Георг (1902) и принц Джон (1905). Некоторые из них в годы юности доставят отцу немало огорчений, хотя и будут испытывать страх перед ним как весьма суровым родителем, но пока что в этой семье все тихо и спокойно. По вечерам герцог Йоркский, прежде похваставшись перед женой той ловкостью, с какой купал чересчур резвое дитя, усаживался читать ей мемуары Гревилла.