Король и Шут. Между Купчино и Ржевкой…

Отыграли хорошо, похватали гитары и, не переодеваясь, во всем мокром прыгнули в автобус. Извините, друзья, иногда просто нет возможности давать автографы после концерта. Бегом-бегом влетаем в поезд и падаем в купе. Я сразу снимаю концертную одежду, надеваю треники и льняную рубашку. Достаю сухие носки и тапки. Кладу на стол несколько книжек. Выставляю трехлитровую банку икры. Литровую бутылку водки. Столовую ложку. Сижу, медитирую. Ехать больше суток, почти двое. Мне ничего больше не надо. Не люблю я вагоны-рестораны: травануться там, как два байта переслать. Забыл добавить, что под койкой у меня несколько бутылок воды и дополнительный литр водки. Мало ли что.

Итак, я расслаблен, спокоен и самодостаточен. Но мои попутчики-снобы с презрением смотрят на меня и надувают губки. Особенно Маха и Лось. Даже Горшок говорит: «Нет, знаешь, Шура, я в вагон ресторан схожу, извини».

А что извини? Они ведь не имеют моего знания. И поэтому не имеют моего спокойствия и расслабленности. И поэтому переодеваются в «приличное», чтоб «нормально» пойти поесть в вагон-ресторан. А я-то на входе спросил у проводницы, где вагон ресторан. И она сказала, что нигде. Ехать почти двое суток, и пожрать негде. Сначала вернулся Паша и подсел: «Шура, а можно твою икру попробовать». Потом подвалили закадычные друзья Горшок и Князь. И потребовали компенсировать моральные страдания икрой и водкой. А потом подтянулись и остальные. И каждый придумывал историю в оправдание того, что он будет жрать водку и закусывать икрой. Ложкой из банки. Дольше всех держалась Маха. Кстати, в течение полутора суток мы всей толпой ели, но так и не сожрали три кило икры. Не смогли без хлеба.

Глава называется «Бойцовский клуб». Рассказываю. Ехали мы в поезде. Неделю или две мы уже катались. Делать было абсолютно нечего. Все книжки давно перечитали и обсудили. Музыка в плеере уже из ушей льется. Я даже купил маленькие колонки для айпода, чтобы слушать всем вместе, но за сутки любой диджей сдуется. Остается только пить. А это надоедает таким въедливым личностям, как мы с Горшком. И мы решили, что от алкоголя тупеешь, и хоть тебе и весело, это не ты. А просто нечто, что ты сначала будишь в себе, а потом пытаешься побороть.

У меня оставалась всего одна бутылка, и мы решили допить ее осознанно. Джентльмены разлили по 20 капель, джентльмены внимательно посмотрели в окно, друг на друга, джентльмены выпили. Все не то. Решили допить, чтоб зла не оставлять. Зла вроде не осталось. Но и добра не прибавилось. А ехать еще долго. И тут мы остановились в Тайшете. Что это за город, знал один Яха, никто, кроме него, Солженицына не читал.

А я, поглощенный идеями освобождения через саморазрушение, купил у какого-то бомжа бутылку водки, отдающей ацетоном, и придумал «Бойцовский клуб».

Правила следующие:

1. Не пей.

2. Не можешь не пить – пей.

3. Пьешь – пей со всеми.

4. Выпил – ударь со всей силы кулаком в грудак соседу слева.

5. Выпил сосед справа – получи удар в грудак.

Иными словами, за каждую рюмку кто-то получает удар в грудь.

После первого круга почти все слились. Остались я, Горшок и техник Мартынов. Я бил технику, он Горшку, Горшок мне. И мы втроем доиграли эту бутылку. Рентген не делали, конечно, но дышал я с трудом. Горшок сказал, что Мартыныч ему ребра сломал. А ведь Горшку еще петь надо было! Следующие концерта три он пел вдумчиво.

Через день я зашел к Горшку в номер, и мы вернулись к обсуждению. И решили, что это мы сами создаем злющие сущности (бесов) из души нашей, из страхов и обид. А потом в страхе пытаемся с ними бороться, кто чем, кто молитвой, кто крестом. И, борясь по сути с собой, причиняем себе же боль. И даже если ты добровольно надел вериги во искупление, это все равно твоя боль. А она опять рождает новые сущности (демонов), которые еще больше неподконтрольны. Больше мы в Бойцовский клуб не играли. На хрен такие идеи.