Король холопов

- Моравский маркграф Карл достойный преемник своего отца! Его самого и его жену Бьянку чехи, как слышно, очень любят...

- У него имеются и враги, - шепнул Зындрам, который, казалось, был хорошо осведомлен.

Казимир, взглянув на него, смолк.

В соседней комнате, в которой он обыкновенно принимал, послышались движение и шепот. Казимир начал прислушиваться. В этот момент приподнялась портьера у дверей, и слуга тихим голосом доложил о прибытии почетных гостей.

Король, оставив Зындрама при разложенных драгоценностях, быстро вышел в соседнюю залу, посреди которой стояли двое ожидавших его духовных в одежде епископов с крестами на груди. Король их радостно приветствовал. Один из них был высокого роста, представительный, с умным выражением лица, производивший невыгодное впечатление из-за прищуренных, уставших, больных глаз. Взгляд их был напряженный, неуверенный, неестественный; одной рукой он прикрывался от света. Несмотря на его страдания, лицо выражало спокойствие и величие; оно было полно энергии и вместе с тем кротости. Это был Ярославль Богория, архиепископ Гнезнинский, духовник и любимый капеллан короля, его сердечный друг, поверенный в его мысли и советник.

Позади его стоял епископ краковский Ян Грот, человек уже немолодой, преклонного возраста, скромный, неказистой наружности, с холодным выражением лица.

Казимир очень обрадовался их посещению и принял их как желанных и долгожданных гостей... Окружавшие их придворные тотчас удалились, оставив его одного с посетителями; архиепископ занял место возле короля, и рядом с ним молча уселся Ян Грот.

- Получили ли вы какие-нибудь известия? - спросил Богория, обратившись к королю с сочувствием.

- Я надеюсь! Я жду их с нетерпением! Но до сих пор ни одной весточки из Праги, - начал Казимир, тяжело вздыхая. - Я очень боюсь, - добавил он немного тише. - Разве у меня нет врагов? Могли представить меня и мою страну в таком черном свете, что княгиня Маргарита могла испугаться и почувствовать ко мне отвращение... При дворе Яна и маркграфа Карла находятся различные люди, преследующие разные цели. Есть и такие, которые с удовольствием помешали бы мне.

- Но за вас, ваша королевская милость, отец и брат; ведь они самые близкие ей люди, и вдова от них зависит. Брак этот, с Божьей помощью, непременно должен состояться... - подняв руку вверх, он повторил, Господь поможет.

- Я очень хотел бы, чтобы этот план осуществился, но чем больше продолжается неизвестность, тем более я беспокоюсь, - сказал король.

- Мы молимся за вас, - произнес краковский епископ.

- Собственно говоря, - добавил Казимир, понизив голос и опустив глаза, - я обещал передать трон после меня моему племяннику Людовику... но я не отказался еще от надежды, что Господь наградит меня мужским потомком.

Епископы молчали, король стал грустным.

- Я знаю, что в Будапеште будут недовольны моей женитьбой, и что сестра Елизавета рассердится, но я не могу примириться с мыслью быть последним в роду.

Архиепископ незаметно сотворил крестное знамение над говорившим и шепнул:

- У меня предчувствие, что вам не откажут. Дочь короля Яна даст себя склонить... нельзя пренебречь королевством, которое Господь постоянно наделяет новыми приобретениями... Мы завоевали Русь, вы возьмете обратно когда-нибудь Поморье, Мазовье тоже со временем будет присоединено...

- Я полагаю, - добавил медленно Ян Грот, - что приобретенные вами на Руси сокровища, о которых идут баснословные слухи, усилят в короле Яне желание выдать за вас свою дочь, потому что он любит деньги, а тратит их неосмотрительно...

- Он приобретает славу, - возразил Казимир, - а она дороже денег.

- Король Ян - настоящий рыцарь, - произнес архиепископ, - но он не воздержан в своих страстях. Очень жаль, что он вредит своим прекрасным качествам таким бесстыдством...

Король немного покраснел.

- Многое нужно простить тем, кто на своих плечах несет тяжкое бремя, - произнес он, обращаясь к Богории.

Духовный кротко ответил:

- МНОГОЕ можно простить, но не ВСЕ можно...

Разговор был прерван, пришел канцлер с докладом о пожертвованиях для костелов, об обмене деревень, о привилегиях.

Казимир слушал и поддакивал, но глаза его были устремлены на двор, и он напряженно прислушивался к каждому звуку, оттуда доходившему.

После ухода епископов явились другие чиновники; король их принял равнодушно, так как мысли его блуждали в другом месте, и он милостиво их отпустил.

Кохан Рава, знавший его хорошо и догадавшийся о том нетерпении, с каким король поджидает известий, желая прислужиться, стоял в сенях, чтобы первому увидеть ожидаемого гостя и принести своему пану радостную новость.

Между тем, наступил вечер, а ожидаемого посла все еще не было. Беспокойство Казимира с каждой минутой увеличивалось. К концу дня потеряли надежду на скорое получение известий, потому что в то время люди ночью неохотно совершали путешествие, так как дороги не были безопасны, и часто случались нападения.