Король холопов

Мацек, хотя открыто не говорил о своих намерениях, но мечтал о том, чтобы получить ее в жены, часто ездил туда, долго оставался там, привозил подарки и тайком пересылал их девушке. Ему казалось, что она к нему расположена, хотя ему трудно было убедиться в том, передаются ли его подарки княжне, или они остаются в руках жадной немки, исполнявшей при ней обязанности воспитательницы и служившей посредницей между ним и девушкой.

Известие привезенное Грошом, разбило в пух и прах все его прекрасные надежды. Сильный гнев овладел этим пылким человеком, и он не мог придти в себя.

- Силезцы ее не отдадут за него! - воскликнул он взволнованным голосом. - Разве они его не знают? Да и кто не знает этого безбожника, который каждый год берет другую жену и кроме того имеет любовниц, которых ему доставляет Кохан... Нет, не отдадут!

- Но при дворе говорят, - прервал Грошек, - что архиепископ, раньше чем выступить в роли свата, удостоверился в их согласии! Все в один голос об этом говорят...

- А что он сделает со своей любовницей, с этой жидовкой, - спросил Мацек, все более и более волнуясь; - а также со своим сынком, полу-евреем полу-Пястом?.. - Боюсь, что еврейку-то он оставит про запас, - объявил Грошек. - Говорят, что он сильно к ней привязался и без нее не может ни одного дня прожить...

- Однако! - прервал его староста в гневе, ударив кулаком о стол. Еще одна ему понадобилась! Еще одна! Ведь он уже продал королевство в венгерскую неволю... зачем ему еще сын?

Стоящий с ним Ян из Чачи, пробормотал:

- Венгерцы не допустят его жениться... Они мастера на это. Безрукая Елизавета и без пальцев сумела все запутать и испортить...

Мацек медленно бормоча что-то, возвратился к своей скамье. Грошек, досыта наевшись и хорошенько выпив, вытирал усы полой грязного кафтана. Наступило короткое молчание, и все задумались.

Староста немного остыл и решил не выдавать своих чувств.

- Ты рассказываешь, - произнес он, - что поговаривают о свадьбе?

- И как еще! - подтвердил Грошек. - Ее хотят отпраздновать громко и пышно, чтобы забыть всякое воспоминание о свадьбе с Рокичаной, которой они стыдятся...

- Что же там говорят о нас? Ты не слышал? - спросил Боркович. - О письменном обязательстве, которое мы друг другу выдали? Я сам доложил королю...

Он знает о нем, но не обращает на него внимания... Я слышал при дворе, будто ему объяснили, что в этом ничего опасного нет, что это лишь обеспечение на случай нападения грабителей...

Мацек ничего не ответил.

Возможно, что он еще дольше расспрашивал бы посла, но в комнату поспешно вошел Скура, что-то шепнул на ухо старосте, и не успел он окончить, как на пороге появился Вержбента, о котором был именно разговор и упоминали, что он находится в Кракове.

Мацек с ним никогда не дружил, потому что опасался его и не мог привлечь на свою сторону. Вержбента был в большой милости у короля, который относился с доверием к этому серьезному человеку, с твердым, решительным характером. Достаточно было взглянуть на него, чтобы почувствовать уважение; он держал себя с сознанием своего достоинства и не принадлежал к числу тех, которых можно подкупить сладкой лестью.

При его появлении в комнате, Боркович вскочил в замешательстве со своего места и начал делать какие-то знаки сыну и брату.

В действительности столовая, в которой они находились, вовсе не была приспособлена для принятия такого знатного гостя. С самого утра в ней перебывало множество народа, а челядь, хоть их и было много мужчин и женщин, неряшливо исполняла свои обязанности и забывала убрать со столов и привести все в порядок.

На помятых скатертях, сомнительной чистоты, стояли миски с костями и с оставленными остатками еды, недопитые кубки пива, крошки и куски хлеба, кувшины и разная посуда. В комнате был полнейший беспорядок, как на постоялом дворе после кормежки... Несколько скамеек стояло поперек комнаты, несколько лежало на полу перевернутыми... Огромный пес, незаметным образом прокравшись в комнату лапами опирался о стол и вылизывал чашки.

Боркович, с сознанием своего достоинства, стараясь вызвать на лице приветливую улыбку, шел навстречу гостю. Брат и сын позвали слуг.

Вержбента медленно, не оглядываясь по сторонам, а погруженный в свои мысли, приближался к старосте.

- Простите, ваша милость, - произнес Боркович немного грубовато, хоть это и мой дом, но я тут, как на постоялом дворе, а поэтому у меня ни красоты, ни благоухания не найдете. Я был солдатом и не отвык от простых обычаев.

- Ладно и так, - равнодушно ответил Вержбента, - самое главное, что я вас нашел, а остальное для меня не важно.

Староста предложил прибывшему место на скамье и сам уселся рядом. В этот момент в комнату вошли слуги и служанки, присланные братом, и с шумом начали убирать со столов и выгонять собак палками. Поэтому трудно было вести разговор, и Боркович, после некоторого размышления, пригласил гостя в соседнюю комнату.

Но и там оказался полнейший беспорядок: постель не убранная, на скамьях и на полу в беспорядке валялась одежда. Хозяин покраснел от гнева и в душе проклинал своих слуг.

Они уселись на скамейке.