Король холопов

После обедни садились за обед в обширной столовой; первые места занимали хозяин и его жена, а затем размещались по знатности и возрасту гости и придворные. Хотя уж и в то время начали входить в употребление разного рода коренья и пряности, но воевода не любил новшеств, и кушанья были незатейливые, но простые и сытные. Ставили на стол больших размеров блюда с мясом, дичью, рыбой, каши, молочные продукты, и все, оставшееся не съеденным, отдавалось прислуге и челяди. Пива давали вволю, а вино подавалось только по праздникам и то избранным лицам. Вместо вина давали мед - свежий и старый.

Обед начинался и оканчивался молитвой, которую совершал громогласно капеллан и благословлял яства и собравшихся на трапезу. Во время обеда воевода любил вести беседы, и гости старались каким-нибудь рассказом или сообщением только что полученных известий привести его в хорошее расположение духа. Сохраняя свое достоинство, он допускал в разговорах большую свободу, поощрял шутки и охотно смеялся над ними. Заговорив о каком-нибудь вопросе, он его всесторонне рассматривал и пускался в длинные объяснения, которые его собеседники охотно выслушивали, так как он говорил толково, плавно и часто очень красноречиво. Лишь в последние годы в стала нем заметна излишняя болтливость, свойственная старческому возрасту. За столом сидели довольно долго, и хотя воевода каждый съеденный кусок запивал пивом, однако он не пьянел и сохранял ясность рассудка. После обеда в комнату впускались любимые собаки, которые размещались вокруг стола и скамеек, и Бенко угощал их остатками от обеда; каждая собака напоминала ему о каком-либо приключении на охоте, о которых он любил рассказывать. Случалось, что тотчас после обеда приезжал кто-нибудь из деревни или приходил новый гость из города; его усаживали за стол, угощали медом, и Бенко оставался с ним. Если представлялись какие-нибудь дела, о которых нельзя было говорить при чужих, он удалялся в свою комнату, в противном случае он оставался в той же комнате или выходил на двор, присматривался к упражнениям молодежи, стрелявшей из лука, метавшей копья, отправлялся в конюшни и осматривал лошадей. Так проходило время до вечерней трапезы, если в промежутке не приезжал какой-нибудь знатный дворянин или какое-либо духовное лицо.

Изредка воевода отправлялся на охоту, ездил в гости к соседям, навещал епископа. В таких случаях он брал с собой многочисленную свиту и челядь.

По вечерам усаживались за вторую трапезу, которая часто продолжалась до поздней ночи.

По воскресеньям и праздничным дням число приезжающих гостей увеличивалось, и воевода, любивший видеть вокруг суету, радовался каждому вновь прибывшему. К нему приезжали не только из различных частей Великопольши, но и из Мазовья, Силезии прибывали землевладельцы по делу и безо всякого дела.

Благодаря его доброте, справедливому и хорошему обращению с людьми, к нему быстро привязывались, и всякий, подружившийся с ним, оставался его другом до конца жизни. Его приятели ему доставляли со всех сторон всевозможные известия, и он всегда знал обо всем происходящем, хотя у него не было специальных наемных людей, обязанных за всем следить и обо всем доносить.

В особенности с тех пор, как он поссорился со своим племянником, ему сообщали о каждом шаге Борковича. Куда бы Мацек ни тронулся, каждый его поступок, о чем бы он ни говорил, всякое неосторожно сказанное им слово все это тотчас же становилось известным при дворе воеводы.

Жена Бенко, сохранившая прежнюю любовь к племяннику, пыталась несколько раз промолвить в его защиту робкое слово, но успеха не имела. Воевода на основании верных данных был убежден в том, что Боркович замышляет измену, и ждал только какого-нибудь опрометчивого шага с его стороны, чтобы выступить против него.

- Не стану я ждать, - говорил Бенко, - пока получу приказание из Кракова. Лишь бы были какие-либо улики против него, я велю его арестовать и засажу в тюрьму. Пускай произведут следствие.

Но и у Борковича были свои наушники, доносившие ему о том, что воевода говорил и намеревался сделать.

Мацек злился и презрительно насмехался над дядей.

- Пока старик будет собираться, - говорил он, - я с ним справлюсь. Он трое суток будет болтать, раньше чем возьмет оружие в руки, а я тем временем тихохонько его захвачу.