Король крыс

«Когда я выберусь отсюда, – подумал Грей, – клянусь Богом, больше не буду голодать! У меня будет тысяча яиц и тонна мяса, сахар, кофе, чай, рыба. Мы весь день будем готовить: Трина и я, а если не готовить или есть, то заниматься любовью». Любовью? Нет, они просто будут причинять друг другу боль. Эта сучка Трина со своими заявлениями: «Я очень устала», или: «У меня голова болит», или: «Боже милосердный, еще раз?», или: «Хорошо, я считаю, что все-таки должна», или: «Мы можем сейчас заняться любовью, если ты хочешь», или: «Оставь меня в покое хоть раз», когда все и так случалось не очень часто, и почти каждый раз он заставлял себя сдерживаться и мучился. Иногда она произносила сердитое «ну ладно». Потом включался свет, и она вылезала из постели и мчалась в ванную, чтобы «приготовиться». Он созерцал красоту ее тела сквозь просвечивающую ткань, пока дверь не закрывалась. Затем он ждал, ждал, ждал до тех пор, пока свет в ванной не гас и она не возвращалась обратно в комнату. Ей всегда требовалась вечность, чтобы дойти от двери до кровати. Он любовался ее совершенной красотой, прикрытой шелком, и чувствовал только холод в ее глазах, когда она смотрела на него. Он не мог смотреть ей в глаза и проклинал себя. Потом она ложилась рядом с ним, и все быстро кончалось в тишине: она вставала, шла в ванную и мылась так, будто он осквернил ее своей любовью. Вода бежала из душа вечность, и, когда она возвращалась обратно, от нее пахло духами, и он снова проклинал себя, неудовлетворенный, за то, что взял ее против ее желания. Так было всегда. За шесть месяцев их совместной жизни, за отпуск, продолжавшийся двадцать один день, они девять раз причиняли боль друг другу. И никогда больше он не имел с ней физической близости.

Он попросил ее выйти за него замуж через неделю после того, как они познакомились. Их брак с самого начала нельзя было назвать удачным. Ее мать ненавидела его за то, что он женился на ее единственной дочери, когда та только-только начала работать и была слишком молодой для замужества. Ей было восемнадцать лет. Его родители просили подождать с женитьбой. «Война, может быть, скоро закончится, а у тебя нет денег, и она не из очень „хорошей“ семьи». Он окидывал взглядом свое отчее гнездо и видел обшарпанный дом среди тысяч других обшарпанных домов, окруженных кривыми трамвайными линиями Стритэма; он видел: комнаты в доме крошечные, родители его – ограниченные люди из низов общества, а их любовь искривлена, как трамвайные линии.

Они поженились месяц спустя. Грей выглядел молодцевато в своей форме и при шпаге (взятой напрокат за почасовую оплату). Мать Трины не пришла на скучную церемонию, проведенную в спешке между объявлениями о воздушной тревоге. На лицах его родителей читалось неодобрение, а их поцелуи были неискренними. Трина расплакалась, и свидетельство о браке намокло от слез.

Той ночью Грей узнал, что Трина не девственница. Конечно, она вела себя так, как будто была таковой, и в течение многих дней умоляла: «Пожалуйста, милый, я так легкоранима, будь терпелив». Но она не была девственницей, и это огорчило Грея. Особенно оскорбляло ее вранье. Но он притворялся, что не понял ее обмана.

В последний раз он видел Трину за шесть дней до того, как его отправили за океан. Они были в своей квартире, он лежал на кровати, наблюдая за тем, как она одевается.

– Ты знаешь, куда вас отправляют? – спросила она.

– Нет, – сказал Грей.

День прошел плохо, ссора накануне ночью была удручающей, а желание обладать ею и сознание того, что его отпуск заканчивается сегодня, подавляли.

Он поднялся и стал позади нее, найдя руками ее грудь, чувствуя ее упругость, желая ее.

– Нет!

– Трина, не могли бы мы…

– Не валяй дурака! Ты же знаешь, что представление начинается в половине девятого.

– Времени полно…

– Бога ради, Робин, не надо! Ты размажешь мне краску на лице!

– Черт с ней, с твоей краской! Меня завтра не будет здесь.

– Может быть, это и к лучшему. Я не считаю тебя очень добрым или очень внимательным.

– А каким я, по-твоему, должен быть? Что плохого в том, что муж добивается своей жены?

– Прекрати орать! Господи, нас услышат соседи!

– Пусть слышат, ей-богу! – Он двинулся к ней, но она захлопнула перед ним дверь в ванную.

Когда Трина снова вошла в комнату, она была холодной и благоухающей. На ней были бюстгальтер, нижняя юбка, трусики и чулки на узеньком поясе. Она взяла вечернее платье и принялась натягивать его.

– Трина… – начал он.

– Нет.

Он стоял рядом с ней, колени его дрожали.

– Извини меня, что я… я кричал.

– Не важно.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее в плечи, но она отодвинулась.

– Я вижу, ты опять пил, – сказала она, морща нос.

Тогда он взорвался.