Король на краю света

Неделей раньше в небе появилась новая звезда^{36}, предвещая великие события, и теперь Джефф стоял в сумеречном лесу почти один. Он привязывал потерявшего сознание человека к дереву и размышлял, следует ли перерезать ему горло, или это будет превышение полномочий, или так окажется лучше для миссии в целом. Он представил себе семью этого человека не без укола зависти, но жалость перевесила. Независимо от того, кому негодяй присягнул на верность и каковы были его убеждения, Джефф не испытывал к нему такой ненависти, чтобы убить хладнокровно, без сознания, связанным. Кроме того, так поступали

они, а у него

совсем другие правила. Труд, схватка, а теперь четкое решение: Джефф был очень счастлив, и он это осознавал. Он совершил невероятные вещи. Он был свидетелем важнейших событий своей — и не только — эпохи, он принял участие в том, как изменялся мир, в защите всего самого главного. Он был свидетелем потрясений, которые люди запомнят навсегда, напишут о них книги, поставят спектакли. Более утилитарный аспект: он заработал немного денег (что весьма непросто для человека, который почти всю жизнь прожил сиротой); ему доверяли и грамотно использовали джентльмены-наниматели со значительным влиянием при дворе, а их обещания заплатить Беллоку еще щедрее звучали восхитительно правдоподобно; он кое-чего ожидал от будущего, и, что еще лучше, прямо сейчас был в каком-то смысле защищен, и даже более того, стоял посреди леса, будучи хозяином положения, точно знал, что следует делать, и никто не мог приказывать ему или отчитать за содеянное. Он защищал Англию, Бога и королеву, которую успел один раз, издалека, увидеть и которая оказалась не просто красивой — она была чем-то лучшим, чем-то более драгоценным, и Беллок просто не мог подобрать нужного слова. Он носил невидимую ливрею Фрэнсиса Уолсингема, которую предпочитал любому бархату. Он сражался на праведной стороне в этой сатанинской войне, против объединенного войска людей и демонов. Связанный мужчина издал какой-то тихий звук, скривился и выпалил: «Глазам своим не верю — Джефф? Миляга Джефф?» Он что-то еще сказал — оскорбительное, по поводу того, чем Джеффу платили за услуги, — и Беллок стукнул его, заставив снова замолчать, после чего воткнул кляп и завязал покрепче.

Со временем Джефф понял более грандиозную цель своих трудов, пусть в тот день в лесу он по необходимости не имел представления о том, как та или иная задача вписывалась в общую историю, задуманную Уолсингемом. Джефф поразмыслил и пришел к выводу, что это была битва между двумя воображаемыми историями. Только одна могла воплотиться: более сильное воображение получало в награду реальность. Мария Стюарт задумала свергнуть Елизавету. Уолсингем задумал умертвить ее историю непосредственно перед тем, как она могла бы принести плоды. Дитя, которое зачал он, будет жить; а вот ребенок Марии появится на свет только для того, чтобы зачахнуть — и ей останется лишь в ужасе на это смотреть.

Мария, королева-мать Шотландии, католическая претендентка на престол Англии, замыслившая убить свою кузину Елизавету, была схвачена, все доказательства ее козней ясно изложены в ее собственных письмах, расшифрованных рябым и очкастым Томом Фелиппесом и прочитанных сэром Фрэнсисом Уолсингемом. И когда начались аресты, Джефф в одиночку помешал нескольким сторонникам обреченной королевы вмешаться в происходящее. Несколько месяцев спустя Мария Стюарт рассталась с головой, и Джефф был там, в зале в замке Фотерингей, когда это случилось, он видел, как ее маленькая собачка лакала кровь и закричала, словно человеческое дитя, когда с эшафота подняли тело ее вероломной хозяйки.

Так много заговорщиков было поймано, так много католических северных семей распалось из-за злодеяний Марии, что следовало наградить причастных. Роб Бил посетил Джеффа в ночь после казни и сказал престранную вещь: «Я думаю, мы наконец-то в безопасности, Джефф». Беллок посмотрел на него с некоторым удивлением. Это было совсем не похоже на вечно обеспокоенного заместителя Уолсингема. То же самое можно было сказать о том, как он легкомысленно и весело обнял своего великана-подручного. Джефф счел это своего рода опьянением без участия выпивки (и, конечно, оно оказалось таким же ложным, как и оптимизм любого пьянчуги).

Но за тем столом в 1587 году, когда Мария умерла, а Елизавета была в безопасности, Джефф позволил себя убедить. Он взял деньги Била, принял полные любви послания от Уолсингема и ушел с секретной работы, нежно с нею попрощавшись.

В марте 1587 года Джеффри Беллок сменил поприще, подобное изменение было необычно для человека его класса и эпохи. Ему исполнилось тридцать четыре или тридцать пять, и Англия наконец-то оказалась в безопасности. Так все твердили. Потому он и стал актером, его приняли в другом сообществе, состоящем в основном из сирот и нищих третьих сыновей.

7