Король солнечного огня

Морок треснул снова, показывая неописуемую осунувшуюся реальность под красивой оболочкой. Даже один взгляд сжимал сердце, и я охнула и потянулась к жалкому существу, сгорбленному на старом стуле.

Но Бриэль сжала мою руку.

— Ты не теряла нашу мать. Ты прогнала ее. И ты испортила ее жизнь, прокляв отца.

— В эту историю ты веришь? — голос бабули был острым, как нож, морок вернулся на место. — Верь, если так тебе легче. Мне без разницы, — она посмотрела на меня. — Мы договорились?

Я открыла рот, но Бриэль вмешалась снова:

— Лучше забери мои воспоминания!

— Хорошая попытка, — слабо улыбнулась бабуля. — Я знаю, что моя Изодора умерла, пока ты была младенцем. Ты ее не помнишь. Но ты умная, не спорю!

Она снова повернулась ко мне и молчала.

Я вдохнула. А потом осторожно убрала ладонь Бриэль со своей руки и шагнула к бабушке.

— В обмен на помощь с Мьяр и гадальным прудом я дам тебе одно воспоминание. Можешь сама выбрать, какое. Подойдет?

Бабуля смотрела мне в глаза, ее глаза были как осколки стекла. Я не моргала, не давала себе отвести взгляд.

— Хорошо, — наконец, сказала она.

И она встала и отошла от огня в темный угол комнаты. Я смотрела ей вслед, но видела только неясные движения. Может, морок не затрагивал ту часть комнаты, потому не было ничего видно. Я услышала стук, звяканье, шорох бумаги.

Бабуля вернулась с маленьким подносом с изящной чернильницей, пером и несколькими листами пергамента. Она опустила это на маленький стол с изогнутыми ножками, открыла чернильницу, обмакнула перо и посмотрела на меня.

— Когда будешь готова, дитя, — сказала она. — Расскажи, как ты в последний раз увидела свою мать.

Мое сердце сжалось.

— Ты… уверена? Это воспоминание ты хочешь?

Бабуля кивнула.

— Дай его мне.

— Вали, — Бриэль снова коснулась моей руки, ее голос был рычанием. — Вали, не делай этого.

Но разве у меня был выбор?

Я закрыла глаза, впустила воспоминание в голову, ужасное и красивое воспоминание. Я редко навещала его.

— Она… лежала в своей кровати, — тихо сказала я, слова дрожали на губах. — Вокруг было много крови. Отец рыдал. Он не покидал ее, и когда он увидел меня… сказал мне уйти, зашагал ко мне. Я думала, он ударит меня…

Сцена оживала вокруг меня, наполняла мою голову, была ярче, чем я помнила. Я смутно осознавала, что бабуля писала. Я слышала шорох пера по пергаменту. Может, она колдовала. Не важно.

Я погружалась в воспоминание, все глубже и глубже. Я видела, что слабые пальцы матери вдруг с силой сжали рукав отца. Я снова видела бледно-серые губы, выдавливающие слова, хотя усилия утомляли ее.

— Нет, любимый. Впусти ее. Я хочу ее.

Отец поддался, хотя глаза его горели, и я знала, что он не хотел. Он не хотел делиться последними моментами его жены с кем-то еще, даже со своей дочерью. Я почти боялась пересекать комнату.

Но мама протянула ко мне руку.

— Иди ко мне, милая, — сказала она. И я пробежала по комнате, сжала ее ладонь своими руками и поцеловала ее. Мои слезы лились, обжигая. — Валера, — сказала мама. — Валера, ты сильнее, чем знаешь. И должна быть еще сильнее, — ее голос дрогнул, глаза закрылись. Я смотрела на ее лицо, боясь, что она уже умерла. Но она смогла открыть глаза, посмотрела в мои встревоженные глаза. — Твоя сестра… я слышала ее крики. У нее сильный дух! Но ты… ты моя доблестная. Ты должна заботиться о ней. Обещай.

— Обещаю, мама.

— И ты не должна ненавидеть своего отца. Это… не его… — ее голос угас. Она отпустила мои пальцы.

— Мама? Мама? — я склонилась, коснулась ее бледных неподвижных щек. — Мама, ты меня слышишь?

Одно веко дрогнуло? Уголок ее обмякшего рта приподнялся, будто в попытке улыбнуться? Я не успела понять, отец поднял меня, закинул на плечо и вынес из комнаты. Он опустил меня в коридоре с силой и прорычал мне в лицо:

— Не заходи и молчи. Твоей матери нужен отдых, а не твой шум!

Я заметила ее еще раз, неподвижную, серую, и отец захлопнул дверь перед моим лицом.

Я выдохнула. Слезы лились по моим щекам, и я поняла, что слезы были настоящими, а не только в воспоминании. Я поспешила вытереть их, а потом…

А потом я нахмурилась.

Почему я плакала?

Тряхнув голову, я подняла взгляд. Бабушка склонялась над подносом, перо двигалось, она быстро писала. Я повернулась к Бриэль, стоящей рядом со мной с раздавленным видом.

— Что? — спросила я. — Что такое, Бриэль? Что случилось?

— О, Вали! — Бриэль резко вдохнула, будто всхлипнула. — Вали, зачем ты отдала это?

— Что отдала? — я моргнула и подняла ладонь к голове. — Постой… это было… — я посмотрела на бабулю, хмурясь. — Я отдала воспоминание.

Бриэль отвернулась, шмыгнув. Но бабуля дописала и отложила перо. Она удовлетворенно хмыкнула и улыбнулась мне.

— Спасибо, — сказала она.

Она посыпала чернила порошком, чтобы они высохли, убедилась, что они не размажутся, промокнула пергамент и вытащила шелковый шнурок, связала свиток. Она встала с шуршанием бархатных юбок, пропала снова в темном углу комнаты. Странная пустота болела в моей груди, пока я слушала шорох и звяканье.