Не прошло и недели со дня возвращения Эллины из Германии, как о себе дал знать Макарский. Он позвонил Графине домой и, представившись, назначил встречу на том же месте, в тот же час. Когда она там появилась, Макарский уже сидел на лавочке. Эллина опустилась рядом с ним и неторопливо закурила. Тем самым она хотела показать, что не боится ни его, ни учреждения, в котором он служит.
– Вы не оправдали наших надежд, Эллина Александровна, – сказал Макарский с деланой грустью.
– Что вы говорите? – так же наигранно расстроилась Графиня. – А я так старалась... Делала все, что вы мне велели. Все запоминала и даже записывала... – Она вынула из сумочки тетрадку, на страницах которой на самом деле было подробно описано, как Эллина проводила дни: куда ходила, с кем встречалась. – Не желаете прочесть мой отчет?
– Что вы подсыпали фон Штайнбергу, чтобы довести его до приступа? – спросил он, а на протянутую ему тетрадь даже не взглянул.
– О чем вы?
– Не стройте из себя дурочку, – процедил Макарский. – Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы, гражданка Берг, все очень хорошо придумали: и собой не рисковали, и приказа не ослушались. То есть остались в стороне, спасая свою расчудесную шкурку! А на то, что из-за этого сорвалась серьезнейшая операция, вам, естественно, начхать...
– У Хайнца стало плохо с сердцем! Что я могла поделать?
Макарский вперил в нее тяжелый взгляд. Эллина выдержала его, но чего ей это стоило! Внутри ее дрожал каждый нерв, а кожа то покрывалась мурашками озноба, то увлажнялась от накатившего ни с того ни с сего жара...
– Можете идти, – сухо сказал Макарский.
Эллина рывком поднялась с лавки, развернулась и быстро зашагала прочь. Затылком она чувствовала взгляд Макарского и едва сдерживала себя, чтобы не перейти на бег. Когда Чистые пруды остались далеко позади, Графиня все же сменила «иноходь» на «рысь» – ее охватило непреодолимое желание бежать куда глаза глядят в смутной надежде на то, что так она оставит свои проблемы далеко позади...
Пробежав около километра, Эллина остановилась. Но не из-за усталости, а потому, что надежда иссякла, и Графиня отчетливо поняла – ничего хорошего ее не ждет. И не ошиблась! Уже на следующий день за ней приехал черный «воронок», и Эллину Берг увезли на Лубянку.
Допрашивал Эллину человек по фамилии Милославский. Фамилия эта ему совершенно не подходила, потому что он не был ни милым, ни славным. Некрасивый, белесый, длинноносый очкарик с прокуренным голосом и отвратительными манерами, он сморкался в присутствии Эллины, ковырял в ушах, пускал дым вонючих папирос прямо ей в лицо. Графиня возненавидела его с первого взгляда. А вот она ему очень понравилась. От Эллины не укрылось, с каким восхищением он смотрит на нее, как следит за каждым ее движением, как облизывается, когда она, поднося ко рту сигарету, вытягивает губы, и как теребит ширинку, стоит ей закинуть ногу на ногу. Его неприкрытое вожделение вызывало у Эллины чувство гадливости, но с другой стороны – давало надежду.
«А если я с ним пересплю? – размышляла Графиня, заглушая в себе чувство омерзения. – Он мне поможет? Да, наверное, поможет... Ведь от него в моем деле тоже многое зависит...»
И Эллина уговорила себя. На следующем допросе она начала с Милославским довольно откровенно кокетничать и делать недвусмысленные намеки. Тот, естественно, тут же поддался ее чарам: размяк, подобрел и даже перестал в ушах ковырять. Вести себя, правда, стал очень развязно: лапал ее, лез под юбку, слюняво целовал в шею, но хоть на немедленном сексе не настаивал, и на том спасибо...
– Плохи твои дела, – сказал Милославский после того, как Эллина спросила у него, есть ли у нее шанс избежать лагерей. – Тебя не просто в антисоветской деятельности обвиняют, но еще и шпионаж шьют.
– И что же, никто мне не может помочь? – натурально расплакалась Эллина.
– Я не могу, – честно признался Милославский. – Я тут слишком мелкая сошка. Вот если б у тебя был покровитель в верхушке НКВД, тогда у тебя появился бы шанс...
Эллина стала лихорадочно вспоминать всех своих знакомых, выискивая в этом огромном списке лиц мужского пола хоть одного комитетчика. Как назло, на ум ничего не шло, а в памяти всплывал один Ярский, который, будь сейчас живым, дослужился бы уже до генерала и, уж конечно, не допустил бы ее ареста.
Тут на столе Милославского зазвонил телефон, и он поднял трубку.
– Слушаю, – буркнул он в мембрану, но сразу же встрепенулся и подобострастно «задакал»: – Да. Да, товарищ майор. Слушаюсь. Сделаем. Отчет будет на столе товарища Клюева завтра же...
Закончив разговор, Милославский опустил трубку на рычаг и сосредоточенно нахмурился. Эллина сделала то же самое. Фамилия Клюев показалась ей вдруг страшно знакомой. Она не просто слышала ее, а знала человека, носящего ее. Кажется, его звали Николаем...