Лариса слышала, как Наташа, оставленная на ночь для дежурства у постели больного, прошествовала в кухню, поэтому тихонько зашла в спальню Дубцова.
– Михаил Степанович, – шепотом позвала она старика. – Вы спите?
Тот открыл глаза и посмотрел на нее долгим, задумчивым взглядом. Казалось, он услышал ее, но не понял сути вопроса, так был занят своими мыслями. Наконец взгляд его прояснился, и Михаил Степанович спросил:
– Что ты хотела, детка?
– Как вы?
– Плохо, – он не стал кривить душой. – Умираю...
– Ну, зачем же так, Михаил Степанович? – обеспокоилась Лариса. – Если недомогание какое, давайте я Наташу позову... Надо?
– Бо-о-же... – выдохнул он. – Силы уходят... Как бы не сдохнуть раньше времени... Мне ведь нельзя... Никак нельзя... – Он принялся шарить руками по одеялу, будто ища что-то. – У меня незавершенные дела... – Дубцов покашлял и вроде бы стал бодрее выглядеть. – Сначала отыщу кое-что, а потом и помирать можно...
– Вы это ищете? – спросила Лара и выставила перед собой стопку листов, найденных в потайном ящике туалетного столика.
– Что это?
– Ваша именная папка. Архивное дело на агента Абвера под псевдонимом Медведь...
– Нашлось, значит? – после затяжной паузы подал голос Дубцов.
– Только что обнаружила... В ящике столика... Того самого, что я у Графини купила... Там, оказывается, потайное отделение есть...
– Выходит, поэтому она его продала... И именно тебе, кто... Как там она говорила? Сможет оценить его прелесть? – Он глубоко, с присвистом вздохнул и, указав нетвердым пальцем на стопку листов, удерживаемую Ларой на весу, спросил: – Что будешь делать с этим?
Лариса ничего не ответила. Тогда Михаил Степанович сам подал голос:
– Ничего бы не было, если б не Эллина... Все бы забылось, понимаешь? Да, когда-то меня завербовали, еще до войны, я мальчишкой был, на таможне работал... Глупый, наивный, шпионской романтикой бредил и мечтал о приключениях... На этот крючок меня и поймали... А когда до меня дошло, что я наделал, было поздно, я стал агентом Абвера... – Михаил Степанович тяжело вздохнул. – Знала бы ты, как я раскаивался, как ругал себя... Но ничего не мог изменить. Только оправдывать себя тем, что своим предательством особого вреда родине не нанес. За все время моего сотрудничества с немецкой разведкой я всего раз пять встретился со связным и передал сведения, которые не имели никакой ценности... Но немцы такие педанты, досье на меня оставалось в их архивах, и это висело надо мной дамокловым мечом... – Дубцов беспокойно поерзал. Лариса, думая, что ему неудобно лежать, сделала шаг к кровати, желая помочь старику принять другое положение, но он жестом велел ей сесть на стул и продолжил рассказ: – Это был мой грех, мой позор, моя тайна. Не думал я, что это вылезет. Но вот в 1971 году... Я был в командировке, тут не соврал, а когда вернулся и столкнулся в коридоре с Эллиной (она была тогда очень зла на меня, и у нее на то была причина), она мне сказала: «Я все о тебе знаю! И могу уничтожить тебя в любой момент! Живи теперь в страхе!» Я сначала не придал значения ее словам, но когда услышал, как Андромедыч ищет хозяина какого-то портфеля, поднапрягся... Не предполагал я, что он принадлежал Егору, но... Предчувствие! В общем, когда я завладел портфелем и открыл его, стало ясно, что волновался не зря. В нем, кроме газеты, сигарет и прочей ерунды, оказались документы Егора Данченко (я их позже уничтожил)...
– И что вы сделали потом? – задала наводящий вопрос Лара, видя, что Дубцову трудно собраться с мыслями.