Король в Несвиже

По городу уже разошлась авантюра и бенедиктинки закрыли монастырь, так что, когда воеводиц прибыл к ним снова, желая доверить женщину, ни за что на свете за такую опасную опеку приняться не хотели. Ездил с ней так целый день от монастыря к монастырю, обещая щедрую награду, охрану и опеку, но ни один ему не отворился. Конец концов, нужно было женщину поместить в Ярычове, что ни для неё, ни для Гоздзкого не могло быть милым. Шло к тому, что, спасая честь, если бы добился развода, должен был бы жениться, о чём никогда не думал, потому что был ветреник и баламут, и всё это ему было не на руку. А, хотя красивая и добрая старостина могла ему понравиться, однако не была это жена для воеводица и счастья друг другу принести не надеялись. Что, однако, всё стало иначе, как мы увидим, потому что никогда человек не знает, где найдёт, что для него хорошо, так как часто вредного не заметит и именно на нём настаивает. На этом не конец; упёрся воеводиц, стоял на возвращении жены староста, чтобы на своём поставить. В Ярычове вся усадьба для обороны не была предназначена, пожалуй, её мужество и бдительность заслоняли. Через неделю потом староста, собрав немаленькую банду людей, ночью подошёл к дому. Застал всё таким приготовленным, что на него ещё вылазку сделал Гоздзкий, и чуть между двух огней их не взяли, так что, настучавшись напрасно и страха наевшись, старостинцы должны были уйти.

В другой раз, в белый день, ожидая найти менее бдительных, вторглись садами с тыла в усадьбу, потому что им, видно, шпионы донесли, что с этой стороны были апартаменты старостины и иногда в сад выходила на прогулку. Это другое нападение ещё хуже вышло у старосты, раненых и убитых казаков было десять, а милиция Гоздзкого так их преследовала, что их лошади падали в погоне, а испуганные холопы во рвы и кусты попрятались.

Уже нечего было делать. Послал пан каниовский письмо Гоздзкому, которое ночью в Ярычове прибили к двери, угрожая, ежели жены добровольно не отдаст, то его Ярычов подполит и в пепел обратит.

Назавтра в Збараже приказал Гоздзкий прилепить листок:

«Жены тебе не отдам, потому что ты её не заслужил, а я угрозам поддаваться не привык. Спалишь ты мне Ярычов, который у меня один, я с дымом пущу пять твоих местечек для расплаты».

Война так война. В Ярычове нужно было сделать формальный забор и рвы вокруг усадьбы, а на валах поставили две пушечки, больше для устрашения, чем для эффекта, потому что не очень с ними кто умел обращаться. Через несколько недель едва немного успокоилось. Староста нападал на Гоздзкого, а тот, будучи всегда бдительным, потому что его это развлекало, становился в оборону, и, потратив порох, часто покалечив себе людей, расходились ad videntum[26]. Для воеводица это было развлечением, при том, что пункт чести ему наказывал защитить несчастную старостину, а никому этой обороны сдать не мог, вынужден был, бросив свою прежнюю легкомысленную жизнь, дома сидеть и своему гостю быть товарищем. Появившаяся от этого любовь первый раз в жизни непостоянного человека была уже в судьбе. Воеводиц почувствовал уважение к старостине, свои львовские аморы забросил, стал больше домоседом и не жаловался на это. Разводный процесс шёл тупо, хотя поводов к нему хватало, а Гоздзкий об этом не жалел. Но в консистории и Потоцкий также имел своих защитников, а денег несравненно больше, чем воеводиц, которому их всегда не хватало.

Трудно поверить, а всё-таки правдивая вещь, что эта ситуация могла протянуться года два и ни староста не отрекался от жены, ни Гоздзкий от её защиты.

Дошло до того, что однажды ночью к Ярычову подошёл Потоцкий и эти две пушки, стоящие на валах, которые ни одного выстрела не дали, забрал и, отступая, вёз их за собой в триумфе.

Гоздзкого это так задело, что со всей громадой пустился в погоню, готовый снова потерять жизнь, чтобы бесчестья не иметь. Староста храбро защищался, но, прижатый, пушки бросил. Таким образом, обвязав их зеленью, с великим шумом и криком отвезли назад на валы, где спокойно себе могли дремать, потому что им охранников добавили.

Приятели Гоздзкого разными советами старались убедить, чтобы они пришли со старостой к какому-нибудь соглашению и компромиссу, потому что ему это действительно травило жизнь, не дал, однако, себя сломить:

– Несчастной женщины не брошу, в жертву её разбойнику не дам. Гоздзкий никогда никого не разочаровал и не предал. Что будет, то будет, Каниовский должен понести ответственность. Если бы уж у меня дело шло не о женщине, то о чести идёт. Не дам ему хвалиться, что меня в каше съел.

Староста, может, больше был склонен к примирению, так как не имел спокойной минуты ни в доме, ни за домом, не мог двинуться без нескольких десятков человек из милиции, ночами должен был ставить стражу и хоть иногда какой месяц проходил спокойно, Гоздзкий устраивал засады на него, поджидал и, где его меньше всего ожидали, нападал.