Король в Несвиже

Через пару дней затем говорили уже громко о том, что король несомненно захочет Радзивилла посетить, что князь несомненно не замедлит его пригласить; и что было бы желательным, чтобы таким образом королевский лагерь на Литве застраховался от неприятелей, каких падение Тизенхауса ему приумножило. С обеих сторон начались переговоры для этой цели.

* * *

У князя воеводы виленского, сказать правду, слуги были переписаны в определённой численности, но панская фантазия беспрестанно её изменяла. Мало кто увольнялся, пребывало же в течение года очень много. Уходили только те, которым доставалось наследство и милостивый хлеб по возрасту, залог или собственность; тотчас же появлялись кандидаты на их место и занимали многие синекуры, умножая число нахлебников, и так значительное. Рассчитывали на дворовых и придворных, и таких, которые едва пару раз в году прибывали в Несвиж за назначенной наградой и для напоминания о себе его светлости князю. Большую часть своих слуг князь не знал вообще. Кроме них, случалось, что от семьи и друзей приезжали посланцы с письмами, которым приказали ждать ответа, забывали о них, те тоже не надоедали с отправкой, и иногда по году сидели в Несвиже, кушая, попивая, выезжая на охоты, коня перекармливая и служку.

Население несвижского двора было огромным, дисциплина довольно нестрогая, много свободы, панский достаток и вообще всем жилось хорошо. Прижималась сюда также далёкая бедная шляхта, рекомендованная приятелями князя, а кто умел понравиться и попасть на глаза, тот мог быстро гарантировать себе будущее.

Князь, хоть имел хорошую память, из самых мелких своих придворных и каморников многих знал только с лица.

В менее деятельных, но много лет уже состоящих на службе князя, числился в то время пан Северин Шерейко. Кто его князю рекомендовал, никто не помнил. У него был разборчивый и красивый почерк, был знаком с латынью и на первых порах взяли его в канцелярию для каллиграфирования писем, которые из неё выходили. Неведомо, каким образом потом Шерейко освободился от сиденья за столом и грызения пера, которому часто нечем было заняться, взял обязанности библиотекаря, хотя в это время книжками никто не занимался. Их было достаточно в замке разбросанных в разных углах; одна большая комната звалась библиотекой, но в неё никто никогда не заглядывал. На полках находились преимущественно такие книги, авторы которых посвящали и приносили их князьям. С давних лет остались от княгинь французские, от Сиротки, от ксендза Альбрехта религиозные латинские, с ещё более древних времён Библии и теологические труды, изданные за их счёт. Всё это было присыпано пылью, а, если кому нравилось, случайно зайдя, брал что-нибудь под мышку, никто не препятствовал.

В архиве, где издавна хранились акты и дипломы, относящиеся к Литовскому княжеству, слежка и надзор были строгие. Славились Радзивиллы этой наследственной канцелярией, но что до книг, они их вообще мало интересовали. Больше их находилось в Олысе, чем в Несвиже.

Шерейко был парнем интересующимся, а особенно имел влечение к корпению над книгами, что в это время ещё было особенностью в светском человеке. Небольшого роста, с кудрявой головой, уже начинающей лысеть, хотя не имел ещё тридцати лет, с чёрными глазками, выпуклыми, с округлым личиком, мелкими чертами, подвижный, одетый всегда скромно, не слишком разговорчивый, Шерейко под видом уборки и описывания библиотеки, выбив себе это поручение, года два в ней сидел и устроился очень удобно, независимо от всех.

Никто ему здесь хозяйничать не запрещал. К неотапливаемой так называемой библиотеке примыкала комната с печью, в которой, стол и стул поставив себе у окна, Шерейко сидел тут, как у Бога за печью, делая, что хотел, или вовсе ничего, когда не имел охоты. Ходил регулярно к маршалковскому столу, ел молча, слушал разговаривающих, никому, впрочем, не переступая дорогу, мало на себя обращал внимания.

Более свободной жизни трудно себе представить, потому что, за исключением обязанности кланяться старшине, которую встречал во дворе, никакой другой почти не было у этого импровизированного библиотекаря. Чрезвычайно редко выпадало, чтобы кто-нибудь какую-либо книжку потребовал или заглянул в библиотеку. Однажды зашёл сюда пан Матусевич, потом пан Михал Залеский, а так как статуты, корректуры, volumina legum[8] лежали в канцелярии для каждодневного использования, в библиотеке, о существовании которой мало кто знал, вовсе не сообщали.