Король в Желтом

– Крылья, – прошептала она, – чтобы улететь, когда наиграется. Конечно, это мужчина наделил его крыльями, иначе Купидон был бы невыносим.

– Вы так думаете?

– Ma foi[88], так думают мужчины.

– А женщины?

– О, – сказала она, качая изящной головкой, – я забыла, о чем мы только что говорили.

– Мы говорили о любви, – сказал Гастингс.

– Только не я, – ответила девушка и, взглянув на мраморного бога, добавила: – Мне до нее и дела нет. На мой взгляд, он не умеет управляться с луком… нет, правда… он трус, подкрадывается как убийца во мраке. Этого я не терплю, – заявила она и повернулась спиной к статуе.

– Думаю, – тихо сказал Гастингс, – он играет честно… и предупреждает хотя бы раз.

– Вы говорите, исходя из собственного опыта, месье Гастингс?

Он посмотрел ей в глаза и ответил:

– Он предупреждает меня.

– Тогда вам стоит прислушаться! – воскликнула девушка с нервным смешком.

Говоря это, она сняла перчатки и вновь стала их натягивать, медленно и аккуратно.

Закончив, посмотрела на дворцовые часы и сказала:

– О милый, уже так поздно. – Сложила парасоль, вновь раскрыла ее и наконец взглянула ему в глаза.

– Нет, – сказал он, – я не стану к нему прислушиваться.

– О милый, – вновь вздохнула девушка, – вы все еще говорите об этой скучной статуе! – Она украдкой посмотрела на него. – Полагаю… полагаю, вы влюблены.

– Не знаю, – пробормотал он, – наверное.

Девушка вскинула голову.

– Похоже, вам это нравится, – сказала она, но ее губы задрожали, когда он встретился с ней взглядом. Внезапно испугавшись, она вскочила со скамьи, всматриваясь в надвигающуюся тьму.

– Вам холодно? – спросил он.

Но она ответила лишь.

– О милый, милый, уже поздно… так поздно! Мне нужно идти… доброй ночи.

Она подала ему затянутую в перчатку руку и тут же одернула ее, отшатнувшись.

– Что такое? – спросил он. – Вы напуганы?

Она странно на него поглядела:

– Нет… совсем нет… вы так добры ко мне…

– Клянусь Юпитером! – вспылил он. – Что вы имеете в виду? Вы повторили это по крайней мере трижды… не понимаю!

Барабанная дробь из караульни дворца заставила его замолчать.

– Послушайте, – сказала она, – они закрываются. Уже поздно… о, так поздно!

Барабанный бой все приближался, и темный силуэт вырисовался над восточной террасой. Вечерний свет на миг вспыхнул на ремне и штыке, а затем музыкант отступил в тень, дробью тревожа эхо. Звук исчез на востоке и вновь приблизился, став почти нестерпимым, когда он прошел мимо бронзового льва и спустился с западной террасы. Громче и громче гремел барабан, ноты отлетали от серых дворцовых стен, и фигура музыканта замаячила перед ними – красным пятном среди теней, – на латуни барабана и штыка горел бледный огонь, эполеты зыбились над плечами. Он прошел мимо, оглушив их барабанной дробью, и в глубине аллеи они увидели блеск оловянной пряжки на его ранце. Часовые монотонно закричали:

– On ferme! On ferme![89]

– Спокойной ночи, – прошептала она. – Сегодня я должна вернуться одна.

Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась на северной террасе, и сидел на мраморной скамье, пока ладонь не опустилась ему на плечо, и блеск штыков не заставил его уйти.

Она миновала рощу и, свернув на улицу Медичи, перешла на бульвар. На углу купила букетик фиалок и поспешила дальше к рю д’Эколь. Перед Буланом остановился экипаж, из которого, опираясь на руку Эллиотта, вышла хорошенькая девушка.

– Валентина! – вскричала та. – Присоединяйся к нам!

– Не могу, – ответила она. – У меня встреча в Миньоне.

– Не с Виктором ли? – засмеявшись, воскликнула девушка, но Валентина, ежась от холода, кивнула ей на прощанье и свернула на бульвар Сен-Жермен.

Она прибавила шагу, проходя мимо гуляк у кафе Клюни, которые звали ее повеселиться. У дверей ресторана Миньон стоял угольно-черный негр в ливрее. Он снял островерхую шапочку, когда Валентина шагнула на ковер, спускавшийся с лестницы.

– Пришлите ко мне Эжена, – сказала она администратору и, пройдя в правое крыло залы, остановилась перед рядом дверей, обшитых деревом.

Мимо проплыл официант, и она повторила, что ей нужно видеть Эжена, и тот появился как по волшебству. Бесшумно пританцовывая, он поклонился и прошептал:

– Мадам.

– Кто здесь?

– Кабинеты пусты, мадам. В комнатах мадам Маделон и месье Гэй, месье де Кламэр, месье Клиссо, мадам Мари и их друзья. – Он огляделся и прошептал с новым поклоном: – Месье ждет мадам уже полчаса.

Он постучал в дверь с номером шесть.

Клиффорд открыл, и девушка вошла.

Гарсон поклонился ей и, прошептав: «Пусть месье позвонит», исчез.

Он помог ей снять пальто, взял ее шляпу и парасоль. Девушка села за маленький столик напротив художника, улыбнулась, оперлась на локти и взглянула ему в лицо.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Жду! – с восторгом ответил он.

Она обернулась и посмотрела в зеркало. На миг в нем отразились большие голубые глаза, вьющиеся волосы, прямой нос и капризная верхняя губа. Затем в зеркальных глубинах явились изящная шея и спина:

– Так я отворачиваюсь от мирской суеты, – проговорила она и вновь наклонилась вперед. – Что ты здесь делаешь?

– Жду тебя, – несколько встревоженно повторил Клиффорд.

– А как же Сесиль?