В 1957 году, когда в 23 томе второго издания Большой советской энциклопедии (БСЭ) была опубликована статья о Костикове, Королев и Глушко – тогда уже члены-корреспонденты Академии наук СССР, Герои Социалистического Труда, не выдержали и отправили в редакцию БСЭ письмо, в котором рассказали об истинном вкладе этого авантюриста в нашу ракетную технику. В этом письме, в частности, прямо говорится: «В 1937-1938 гг., когда наша родина переживала трудные дни массовых арестов советских кадров, Костиков, работавший в институте рядовым инженером, приложил большие усилия, чтобы добиться ареста и осуждения как врагов народа основного руководящего состава этого института...»
Так что «помощь научно-технической общественности» имела место, и тем не менее «Дело РНИИ» двигалось в темпе, который не мог не опечалить Андрея Григорьевича. Даже чекисты, не очень щепетильные в доказательности своих обвинений, видели в этом «Деле» изъяны очевидные, на которых после только что прошедшего пленума можно было споткнуться. При самом беглом чтении дел, сразу бросалось в глаза: Лангемак утверждает, что во вредительскую организацию его вовлек Клейменов, от которого он узнал, что там же уже состоят Глушко и Королев. Клейменов доказывает, что о вредительстве Глушко и Королева он узнал от Лангемака. Минуточку, почему никто не обращает внимания на одну маленькую деталь: коль скоро и в показаниях Клейменова, и в показаниях Ленгемака везде эти две фамилии рядом: Глушко-Королев, то почему же Глушко арестован, а Королев разгуливает на свободе? Ну хорошо, ну не разгуливает, а лежит в больнице с трещиной в черепе, дома долечивается. Но хватит уже, полежал и будя. Пора брать, пора...
Не сразу сообразили остановить патефон:
– Некому кудряву заломати...
Чекист сам подошел, поднял иглу, двинул рычажок стопора. Королев сидел на стуле посередине комнаты молча. Чекиста удивило, что он не успокаивает жену, не говорит этих непременных слов, которые говорят все, которые он слышит каждую ночь: «Это – недоразумение, все завтра разъяснится...» Обыск скучный, по давней, в самодержавное прошлое уходящей схеме: от дверей по часовой стрелке. Обыски проходили, как правило, формально: искавшие знали, что ничего интересного для себя не найдут. У военных иногда еще попадалось незарегистрированное оружие – прямое доказательство террористических намерений, а у штатских – от силы заваляется где-нибудь брошюрка Троцкого. Но редко, время было такое – только объявят в газете: «враг», все тут же сами сжигают, выбрасывают, портреты в книгах заливали тушью...
Ксения Максимилиановна заметила, как один из чекистов, нагнувшись над ее туалетным столиком, ловко вытянул из открытой шкатулки малахитовые запонки, которые Макс подарил Сергею на свадьбу, но промолчала, конечно. Она тоже молча сидела на стуле посередине комнаты.
– Соберите вещи, – мирно сказал второй чекист, безо всякого интереса листающий книги.
Третий, подсев к письменному столу, писал протокол. Дворник в прихожей дремал на табуретке.
Ксения Максимилиановна не сразу как-то сообразила, о каких, собственно, вещах идет речь. Потом поняла: вещи Сергею в тюрьму. И в этот момент испугалась по-настоящему, глубоко испугалась за Сергея, за себя, за Наташку, вообще за всю будущую жизнь. Сколько надо собирать вещей и каких, она не знала, а спрашивать не хотела. Не то чтобы боялась, а не хотела, ей неприятно было всякое, пусть даже вынужденное, общение с этими людьми.
Обыск и сочинение протокола продолжались до утра: Сергей начал одеваться, когда за окном уже было совсем светло, позвенькивали трамваи. Написал доверенность на получение зарплаты. Надел кожаное пальто, то самое, гирдовское, вечное. Уходя, в прихожей обнял Ксану и, прямо глядя ей в глаза, сказал спокойно и просто:
– Ты знаешь: вины за мной никакой нет.
30
Мы знаем, он будет прекрасен, 1938 год, он не может быть иным...
Арест Королева санкционировал Рагинский – заместитель Генерального прокурора Вышинского. К великому сожалению Андрея Януарьевича, когда Ежова арестовали и трон Вышинского качнулся, Рагинским пришлось пожертвовать. Постановление на арест Королева писал Жуковский – это из ежовской «гвардии». Основания для ареста: показания Клейменова, Лангемака, Глушко – все трое называли Королева участником контрреволюционной троцкистской организации внутри РНИИ, «ставящей своей целью ослабление оборонной мощи в угоду фашизму». Следствие по делу нового «фашистского угодника» вели младшие лейтенанты, оперуполномоченные Быков и Шестаков.
Фамилия Шестакова нам уже, как вы помните, встречалась: от «липил» Лангемака. На мой запрос в управление кадров КГБ пришел ответ с указанием адреса Михаила Николаевича – оказывается, жив-здоров. Я немедленно к нему поехал,