Королева без башни

– Зачем тебе телефон?

– «Скорую» вызвать, – прошептала я.

– Мобила у Толика в куртке, – неожиданно весело пояснила Юля, – щас найду. Небось в городе пробки!

Я знаю, что люди по-разному реагируют на стресс, одни моментально теряют голову, принимаются рыдать, бьются в истерике. Другие, наоборот, становятся деловитыми, не разрешают своим чувствам взять верх над разумом, зато спустя несколько недель, а то и месяцев впадают в так называемое посттравматическое состояния. Юля, кажется, принадлежит ко второй категории. Поэтому она изо всех сил пытается вести ничего не значащий разговор.

– Машин лом, – тараторила Юлия, – МКАД как муравейник, а на вертолете врачи не полетят. Нам их часов пять ждать, да?

– Ну что ты, – с фальшивой бодростью воскликнула я, – давай добывай сотовый, реанимация тут же прилетит.

Юля медленно расстегнула ремень безопасности, ее руки действовали, словно в замедленном кино. Ей понадобилось почти десять минут, чтобы перелезть на заднее сиденье.

– Он умер! – крикнула она. – Труп! Не дышит, кровь идет! О! О! О! Я куплю себе черное платье! Видела позавчера в витрине, шикарное, до колен. Шелковое, в обтяг, тут бретели. Лампа! Я не ошиблась, тебя так зовут, эй, слышишь меня?

Я кивнула, а она продолжала:

– Лямки тонкие, надо сверху пиджак накинуть. Самые лучшие у Армани! Приталенный, на одной пуговице, лацканы и шлицы. Неужели он помер? Господи! Вот радость-то! Я теперь вдова! А к платью необходимо пальто!

Я в изумлении уставилась на Юлю, которая, обшаривая карманы Анатолия, трещала, как молодая сорока.

– Или лучше полушубок! Теперь я могу сама деньги тратить! Куплю джип! Шубку! Поеду на Карибы! У нас осень, там весна с кокосами! Обожаю океан! Ну куда он бумажник подевал? Я с двенадцати лет мечтала: вот распишусь с мужиком, а он быстренько помрет и оставит мне денежки. Уж как я горевать буду! Все глаза на Мальдивах выплачу! Буду только темные сарафаны носить и…

Юля оперлась на живот погибшего, Толик резко выдохнул.

– Мама! – взвизгнула вдова. – Он сопит!

Анатолий дернул пару раз руками, поднял голову, посмотрел на оторопевшую жену и спросил:

– Какого хрена ты меня душишь? Уселась сверху, небось не Дюймовочка!

– Ты жив? – пролепетала Юля и зарыдала.

Анатолий ласково похлопал супругу по спине:

– Ну ладно, не плачь. Че со мной случится? Встал рано, в полшестого, вот и заснул. Машина остановилась, меня и вырубило. Перестань, ишь, расстроилась! Да я еще двести лет проживу!

– Двести лет! – с ужасом повторила супруга и заплакала еще отчаянней.

– У вас кровь бежит, – прошептала я, – изо рта.

Толя потер пальцами подбородок.

– Не! Я конфеты люблю, швейцарские. В них начинка прикольная, вишневая. Сверху прозрачный леденец, внутри фрукты. Это она вытекла.

Я резко выдохнула. Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин! Никаких внутренних повреждений нет, Толя просто недоел карамельку. Юля сейчас рыдает от горя, перспектива провести с супругом двести лет ее отнюдь не обрадовала. И, в конечном итоге, во всем виновата я. Ведь знала, что мотор «покойника» работает исключительно тогда, когда на переднем пассажирском сиденье находится человек. Мне не следовало сползать с кресла!

* * *

– Такая сделка сорвалась, – грустно повторял Антон, пока мы с ним шли домой, – почти договорились, и нате! Мимо! Но я не сдамся! Буду подавать объявления до тех пор, пока не избавлюсь от машины.

– Ты обещал провести меня по дому, – напомнила я, входя в холл, – можем начать прямо сейчас. Уже поздно, народ спит.

– Ну и как ты тогда собралась по спальням ходить? – справедливо спросил Анатолий.

– А мне там делать нечего, – парировала я, – покажи нежилые помещения! Подвал, например!

– Его нет, – пожал плечами Антон, – Михаил сам дом строил, не готовый покупал. Тесть умный человек, он знает, что в Подмосковье сыро, намучаешься воду из подпола откачивать. Под особняком бетонная подушка. Зато есть чердак.

– Уже видела, – протянула я.

– А старую прачечную? – спросил Антон. – Она возле кладовки, ну, той, что на первом этаже.

– Показывай, – приказала я.

Муж Наташи пошел вперед по коридору до крошечной дверки, толкнул ее и сказал:

– Тут кладовка! Во! Много хорошего лежит.

– Заглядывала сюда, – подтвердила я, – и удивилась, похоже, Михаил Матвеевич ничего не выбрасывает. И он невероятно аккуратен!

– Положительный во всех смыслах человек, – согласился Антон, – правильный. С него пример нужно брать. Полки сделал и сохранил свое добро. Никогда не знаешь, что в нашей стране случится. Вот, к примеру, мыло. Видишь ящик?

Я прищурилась. Антон перешел со мной на «ты», несколько попыток сбагрить «покойника» сделали нас почти друзьями.

– Не замечаешь? – удивился спутник. – Вот же!

Он сделал пару шагов и открыл картонный короб. Из него повеяло знакомым ароматом.

– Земляничное? – неуверенно спросила я. – Моя мама его любила.

Антон вытащил серо-розовый брусок.

– Советское качество. Лежит почти тридцать лет, и ничего!

– Почему вы им не пользуетесь? – удивилась я.

Зять скряги засопел.

– Это же стратегический запас! На черный день! Вдруг голод настанет.