Королева Братвы и ее короли (ЛП)

Рядом с ним сенатор из нашего восхитительного телефонного тет-а-тет, он прихлебывает вино, словно проходит прослушивание на должность сомелье. Я почти слышу, как отрепетированная лесть, так и норовит сорваться с его губ. Оставь это, сенатор. Твой шарм так же тонок, как и твоя линия волос.

Григорий наклоняется ко мне и шепчет, не шевеля губами:

— Перес слишком тихий.

Я киваю, едва заметно. Перес молчит, значит что-то замышляет.

— В конце концов он откроет рот. — Я шепчу в ответ, улыбаясь Пересу во все зубы.

Под сиянием слишком модных светильников Перес поднимает бокал, словно собирается преподнести мир на серебряном блюде.

— За будущее, — заявляет он, глядя на меня, и каждое слово кажется мне тонко завуалированной угрозой. Я поднимаю ответный тост, ведь что такое жизнь без маленького яда в чаше?

Ужин заканчивается, и мы остаемся в беспорядке после трапезы. Пляжный домик кишит людьми, которые слишком высокого мнения о себе, и каждый из них — потенциальная шахматная фигура в моей постоянно усложняющейся игре.

Григорий рядом со мной, молчаливый как могила, но вдвойне пугающий.

— Думаешь, он планирует отпуск? — Спрашиваю я, едва заметно кивая на Переса. Григорий смотрит на меня таким взглядом, который говорит: "Я даже не собираюсь удостаивать это ответом".

Пока я плыву по морю отстойников и сенатских прохиндеев, Григорий, как щит, рассекает воды неискренности. Время от времени я мельком вижу Переса, его слишком широкую улыбку, слишком принужденный смех. Мое нутро делает кувырок. Что-то не так.

Я явно трезва, но мне определенно нужно что-то выпить.

Я стою в эпицентре социального урагана, когда Григорий, вечный дозорный, обещает организовать что-нибудь выпить, что не вызовет схваток. В воздухе уже гудит слишком много недосказанного, когда Перес, словно акула, почуявшая кровь, решает, что это его реплика.

— Наслаждаешься вечером, Лана? — Начинает он, обнажая все гладкие грани и более острые намерения.

— Наслаждаюсь, Перес. Просто не хватает цирковых животных для завершения шоу, — отвечаю я, позволяя своей улыбке прорезаться так же глубоко, как и моим словам.

Он хихикает, как будто мы старые приятели, обменивающиеся историями у костра, а не хищники, обходящие друг друга.

— Ты всегда умела говорить. Кстати, я слышал интересные вещи.

— О? — Я поднимаю бровь. — Возможно, твои источники нуждаются в перекалибровке.

— Это касается твоего… затруднительного положения. — Он наклоняется, и это слово повисает между нами, как петля. — Ходят слухи, что ты играешь в очень… интимную считалочку "Эники, Беники, ели вареники".

Я не вздрагиваю, отказываясь показывать трещины на своем фасаде.

— Теперь твой новый источник информации — слухи?

— Источники бывают разных форм и размеров, моя дорогая Лана. Я просто подумал, что ты захочешь узнать, как некоторые люди воспринимают твою… ситуацию.

Я слегка наклоняю голову, в моем взгляде читается молчаливая смелость.

— И что же это за ситуация?

Он наклоняется ближе, и запах его одеколона становится физическим нападением.

— Ты знаешь, о чем я. Когда ты развяжешь узел? Или ты еще не выбрала счастливого отца?

В этот момент моя кровь закипает. Развязанные губы Беллы находятся в верхней части моего списка. Эта чертова Белла не умеет держать язык за зубами. Я покажу ей, как это делается, зашив рот.

— Мать-одиночка меня вполне устраивает, Перес. А мои лейтенанты? Они больше семья, чем ты можешь понять. Дяди до мозга костей.

Смех Переса прорезает воздух — звук настолько снисходительный, что от него может свернуться молоко.

— Мужчины, Лана, — территориальные звери. Думаешь, они будут стоять в стороне, пока их "племянница" или "племянник" занимают центральное место?

Я закатываю глаза так сильно, что боюсь, они могут застрять.

— Территориальные? Может быть. Но у моих есть то, что называется лояльностью. Слышал о таком?

Он ухмыляется, и его раздражающая уверенность расцветает.

— Преданность — вещь непостоянная, дорогая. Но у меня есть решение. Партнерство, если хочешь.

Я уже предвкушаю развязку.

— Я вся во внимании, Перес. Развлеки меня.

— Мой брат, прекрасный человек, которого не беспокоят… назовем это так, сложные ситуации с отцовством. Выйди замуж за него, Лана. Объедини наши силы. Либо это, либо наблюдай, как твоя империя рушится изнутри.

Дерзость. Непреодолимая наглость. Перес предлагает объединить не бизнес, а жизни, используя своего брата как разменную монету. Как будто я — некая территория, которую нужно присоединить, некий приз, чтобы обеспечить наследие его семьи.

Мое терпение ломается под фасадом светских любезностей, как и винный бокал в моей руке. По щелчку запястья содержимое взлетает в воздух, осыпая пунцовым дождем самодовольное лицо Переса.

— Для человека, у которого парад брошенных детей и жена, с которой ты обращаешься как со вчерашней новостью, у тебя хватает наглости читать мне нотации, — выплевываю я, каждое слово приправлено ядом.