Пока она курила, Сантьяго не появился. Не было его и в ванной, поэтому Тереса собрала простыни – ночью у нее начались очередные чертовы месячные, – натянула футболку и, не зажигая света, прошла через гостиную к раздвижным дверям на пляж. Увидев за ними свет, она остановилась. Черт побери. Сантьяго – голый по пояс, в одних шортах, – сидя под навесом, возился со своим очередным корабликом. Лампа на столе освещала ловкие руки, шлифующие и подгоняющие кусочки дерева, прежде чем склеить их. Он строил старинный парусник, который очень нравился Тересе: корпус из планок разных цветов – лак еще больше облагораживал их, – изящно изогнутых (он смачивал их, а затем паяльной лампой придавал нужную форму), латунные гвоздики, настоящие палуба и штурвал, который он собрал в миниатюре и укрепил вблизи кормы вместе с маленькой рубкой, где была даже дверца. Увидев в каком-нибудь журнале фотографию или рисунок старинного парусника, Сантьяго аккуратно вырезал их и складывал в толстую папку: оттуда он черпал идеи, как сделать свои модели достовернее, вплоть до мельчайших деталей. Не выдавая своего присутствия, Тереса некоторое время смотрела из гостиной на его полуосвещенный профиль, склоненный над деталями: Сантьяго брал их, внимательно оглядывал, не осталось ли каких недоделок, а потом аккуратно приклеивал на нужное место. Казалось невероятным, что эти руки, так хорошо ей знакомые, твердые, жесткие, с вечными полосками машинного масла под ногтями, обладают такой восхитительной ловкостью. Работа руками, однажды сказал он, делает мужчину лучше. Возвращает тебе то, что потерял или вот-вот потеряешь. Сантьяго говорил мало, выражал мысли кратко, а образован был вряд ли больше Тересы. Но у него имелся здравый смысл, а поскольку он почти всегда молчал, то смотрел, учился, и у него было время обдумывать некоторые вещи как следует.
Тереса наблюдала за ним из темноты с глубокой нежностью. Сантьяго был похож одновременно и на ребенка, занятого игрушкой, поглотившей все его внимание, и на мужчину, взрослого и верного каким-то своим потаенным мечтам. В его деревянных моделях было нечто, чего Тереса не могла понять до конца, но интуитивно чувствовала, что оно идет из глубины, от сокровенных ключей к тайне молчания и образа жизни мужчины, чьей подругой она стала. Иногда она видела, как Сантьяго застывает, молча разглядывая одну из моделей, на создание которых уходили недели и даже месяцы труда, – они стояли повсюду в доме: в гостиной, в коридоре, в спальне, восемь готовых, а вместе с той, что он делал сейчас, девять. Видела его странный вдумчивый взгляд. Будто долгая работа над ними была плаванием по воображаемым временам и морям, а теперь в их маленьких раскрашенных и отлакированных корпусах, под их парусами и снастями звучало эхо бурь, абордажей, пустынных островов, долгих путешествий, которые он мысленно проделывал, пока кораблики обретали форму. Все люди мечтают – вот к какому выводу пришла Тереса. Но все по-разному. Одни рискуют своей шкурой в море на «фантоме» или в небе на «сессне». Другие утешаются тем, что строят модели. Третьи ограничиваются просто мечтами. А некоторые строят модели, рискуют своей шкурой и мечтают. Всё разом.