Несомненно, выражение лица Екатерины было, страшно, потому что молодой человек побледнел и остановился на пороге. Он был слишком молод и еще не научился владеть собой в совершенстве.
— Ваше величество, — сказал он, — вы оказали мне честь позвать меня. Чем могу служить?
Лицо Екатерины прояснилось, точно его озарил солнечный луч.
— Я приказала позвать тебя, дитя мое, потому что мне нравится твое лицо, я обещала заняться твоей судьбой и хочу сдержать свое обещание, не откладывая в долгий ящик. Нас, королев, обвиняют в забывчивости. Но тому виной не наше сердце, а наш ум, занятый важными делами. И вот я вспомнила, что судьбы человеческие в руках королей, и позвала тебя. Пойдем, мой мальчик, ступай за мной.
Де Нансе, принявший все за чистую монету, с величайшим изумлением наблюдал за этой ласковостью Екатерины.
— Ты умеешь ездить верхом, малыш? — спросила Екатерина.
— Да, ваше величество.
— Тогда пойдем ко мне в кабинет. Я дам тебе письмо, и ты отвезешь его в Сен-Жермен.
— Я в распоряжении вашего величества.
— Нансе, велите оседлать ему коня. Де Нансе удалился.
— Пойдем, дитя мое, — сказала Екатерина. Она вышла первой. Ортон последовал за ней. Королева-мать спустилась этажом ниже и свернула в коридор, где находились покои короля и покои герцога Алансонского, дошла до витой лестницы, еще раз спустилась этажом ниже, отперла дверь в галерею, ключ от которой был только у короля и у нее, впустила Ортона, вошла вслед за ним и затворила за собой дверь. Галерея, как некое укрепление, окружала часть покоев короля и королевы-матери. Подобно галерее в крепости Святого Ангела в Риме и галерее в палаццо Питти во Флоренции, она служила запасным убежищем.
Когда дверь закрылась, Екатерина вместе с молодым человеком оказались запертыми в темном коридоре. Они прошли шагов двадцать — Екатерина шла впереди, Ортон следовал за нею.
Вдруг Екатерина повернулась, и мальчик увидел то мрачное выражение ее лица, какое видел десять минут назад. Ее круглые, как у пантеры или кошки, глаза, казалось, испускают в темноту пламя.
— Стой! — приказала она.
Ортон почувствовал, что по спине у него забегали мурашки: смертельный холод, как ледяной покров, спускался с каменного свода; пол казался мрачным, как крышка гроба; острый взгляд Екатерины, если можно так выразиться, вонзался в грудь молодого человека.
Он отступил и, весь дрожа, прислонился к стене.
— Где записка, которую тебе поручили передать королю Наваррскому?
— Записка? — пролепетал Ортон.
— Да, передать или, в случае его отсутствия, положить за зеркало?
— Мне, сударыня? — спросил Ортон. — Я не понимаю, что вы хотите сказать!
— Я говорю о записке, которую тебе дал де Муи час назад за Арбалетным садом.
— У меня нет никакой записки, — ответил Ортон. — Вы ошибаетесь, ваше величество.
— Лжешь! — сказала Екатерина. — Отдай записку, и я исполню обещание, которое тебе дала.
— Какое обещание, ваше величество?
— Я тебя обогащу.
— У меня нет записки, ваше величество, — повторил мальчик.
Екатерина заскрежетала зубами, но тут же улыбнулась.
— Отдай записку, и ты получишь тысячу экю золотом, — сказала она.
— У меня нет записки, ваше величество.
— Две тысячи экю!
— Да как же я отдам, коль скоро у меня ее нет?
— Ортон! Десять тысяч!
Ортон видел, что злоба, как прилив, поднимается от сердца к лицу королевы, и он подумал, что единственный способ спасти своего господина — это проглотить записку. Он сунул руку в карман. Екатерина поняла намерение Ортона и остановила его руку.
— Не надо, мальчик! — со смехом сказала она. — Хорошо, я вижу, ты человек верный! Когда короли хотят иметь надежного слугу, неплохо удостовериться в его преданности. Теперь я знаю, как вести себя с тобой. Вот мой кошелек — возьми его как первую награду. А теперь отнеси записку своему господину и скажи ему, что с сегодняшнего дня ты у меня на службе. Иди же, ты можешь выйти в ту дверь, в которую мы сюда вошли; она открывается на себя.
С этими словами Екатерина всунула кошелек в руку ошеломленного юноши и, сделав несколько шагов вперед, приложила руку к стене.
Молодой человек по-прежнему стоял в нерешительности. Он не мог поверить, что беда, которую он чуял у себя над головой, миновала.
— Да не дрожи ты так! — сказала Екатерина. — Ведь я сказала тебе, что ты можешь уйти свободно и что если ты захочешь вернуться, то твоя судьба обеспечена.
— Благодарю вас, ваше величество, — сказал Ортон. — Значит, вы меня прощаете?
— Больше того — я даю тебе награду! Ты хороший разносчик любовных записок, милый посланец любви. Но ты забываешь, что тебя ждет твой господин.
— Ах да! Верно! — сказал юноша и бросился к двери.
Но едва он сделал три шага, как пол исчез под его ногами. Он оступился, распростер руки, испустил страшный крик и исчез, провалившись в каменный мешок, открытый пружиной, на которую нажала королева-мать.
— Ну, — пробормотала Екатерина, — теперь из-за упрямства этого негодяя мне придется пройти полтораста ступенек вниз.