— Вы говорите так, будто собираетесь уходить.
— Мы пришли сюда в поисках одного человека. Песнь Кираль приведет нас к нему. Когда она ясно услышит нужное в песни, мы уйдем отсюда.
— И оставите нас нашей судьбе, какой бы она ни была? — спросил Асторек.
— Похоже, ты очень веришь в древние картины и не менее древние сказки. Что странно, если учесть твое происхождение.
— В самом деле? — воскликнул Асторек и невесело рассмеялся. — Вы откажете в помощи моему народу лишь потому, что не доверяете мне?
Ваэлин снял торбу с морды Шрама, почесал коню нос.
— Насколько я вижу, ваши люди не нуждаются в помощи. А мне хотелось бы узнать, как ты очутился здесь как раз к нашему приходу и почему так бегло и правильно говоришь на нашем языке.
— Если бы я оказался врагом, разве песнь охотницы не предупредила бы вас?
Ваэлин вспомнил Баркуса, ночь на пляже и то, как соскользнула маска и враг явил себя. И все эти годы песнь не говорила ничего о враге.
— Возможно, и предупредила бы. Но я узнал на своем горьком опыте, насколько слуги врага изощренны в запутывании следов.
Ваэлин отставил торбу с остатками корма и накинул на Шрама попону. Тот удовлетворенно фыркнул — почувствовал тепло. Ваэлин посмотрел на Асторека. Тот потупился и тихо, неохотно проговорил:
— Меня привел сюда волк.
Ваэлин собрал людей в большом зале, чтобы послушать рассказ Асторека. Лонаки сосредоточились, как всегда, когда ожидалась интересная история. По обе стороны от Ваэлина уселись Одаренные, за ними аккуратными рядами расположились гвардейцы Орвена. Отсутствовал лишь Альтурк. Кираль принялась расспрашивать старшего сентара, тот пожимал плечами, ерзал и не смотрел ей в лицо. Кираль злилась, и в ее словах отчетливо звучало презрение.
Асторек сидел у огня, и в его свете лицо воларца казалось желтым.
— Мой отец был богатый человек, торговец, как и его отец, — начал он. — Мы жили в крупном портовом городе Ворраль. Я вырос в большом красивом доме моего деда, окруженный дорогими игрушками и дорогими рабами. Торговал мой дед главным образом с Объединенным Королевством, и в нашем доме часто бывали торговцы и капитаны из-за моря. Мой дед очень заботился о наследниках и заставил меня выучить все главные языки торговли. К двенадцати годам я свободно говорил на альпиранском и языке Объединенного Королевства и даже мог объясняться на паре диалектов Дальнего Запада. Но, несмотря на такую муштру, я был счастливым ребенком. Отчего же нет? Несколько часов занятий в день, и мне позволялось буквально все. Дед любил баловать меня.
Асторек улыбнулся, вспоминая.
— Но все изменилось, когда дедушка умер. Похоже, мой отец в юности мечтал о военной карьере. Дед не позволил ему. Дедушку не интересовало военное дело, разве что торговля оружием. Всем воларцам положено отслужить два года в качестве вольных мечников, но дед знал, кому заплатить, чтобы лишить моего отца шансов на воинскую славу. Годы шли, отец пестовал обиду, мечтал, строил планы — и все вырвалось на свободу со смертью деда. В Воларии не слишком хорошо относятся к самодеятельным солдатам. Сыновья богачей могут купить патенты на должности младших офицеров, но дальнейшая карьера — исключительно за заслуги. Однако отец знал, кому дать взятку, на свои деньги собрал и экипировал целый батальон кавалерии вольных мечников и быстро получил ранг командора. Но для удовлетворения амбиций ему не хватило звания, он захотел настоящей славы. В Воррале, как и в прочих воларских городах, много статуй. Длинными рядами стоят изваяния древних и современных героев. Отец очень хотел видеть себя в их рядах. Возможность представилась. Началась кампания по усмирению северных варваров. По воларскому обычаю, достигшие подходящего возраста сыновья старших офицеров идут на войну вместе с отцами. Мне тогда было тринадцать лет.
— А мать не возражала? — спросил Ваэлин.
— Наверное, она бы возражала, если бы была со мной. Я ее не помню. Дед сказал, что моя мать оказалась шлюхой и еретичкой, а отец вообще не говорил о ней. У нас на кухне была рабыня, такая старая, что уже выжила из ума. Я часто воровал пирожки. Однажды она застигла меня и закричала: «Отродье эльверы!» Рабы оттащили старуху, и я больше никогда не видел ее. Тогда дед в первый и последний раз сурово наказал меня, дал тридцать ударов тростью и после каждого заставлял обещать никогда больше не упоминать моей матери.
— Она была Одаренной, как и вы, — сказала Дарена.