Королева Шотландии в плену

Марии иногда позволяли съездить на ванны в Бакстон, но Елизавета неизменно прерывала ее визиты туда, в результате чего ее поспешно увозили в Четсуорт или в Шеффилд.

После стольких лет в доме графа Шрусбери она чувствовала себя почти что членом его семьи, и некоторые из дочерей графини стали ее подругами, в особенности Елизавета, которая никогда не забывала о той роли, которую Мария сыграла в ее браке с Чарльзом, а поскольку брак оказался исключительно счастливым, она была преисполнена признательности королеве.

Бывали времена, когда Мария забывала о том, что она пленница, и тогда в ее апартаментах звучала музыка. Приятно было видеть маленькую Бесси Пьерпонт — теперь не такую уж маленькую — в платье с оборками, сшитом королевой, изящно танцующей со своим партнером. Жак Hay очень часто присоединялся к компании, и они с Бесси очень мило танцевали. Иногда присутствовала юная Арабелла. Ей еще не было и четырех лет, но она была очень смышленым маленьким созданием.

Графиня сосредоточила все свое внимание на этом ребенке и не спускала с нее глаз; ей нравилось видеть fee в обществе королевы Скоттов.

С наступлением 1582 года Мария с ужасом осознала, что прошло уже тринадцать лет с тех пор, когда она впервые вступила на землю Англии. Тринадцать лет тюремного заточения! Какая теперь у нее оставалась надежда на побег?

Именно в тот год болезнь сразила мать Арабеллы, леди Чарльз Леннокс. Бесс немедленно принялась ухаживать за ней. Она приложила все свои навыки и энергию, чтобы выходить дочь. Однако даже это не смогло спасти ее, и вскоре она умерла, оставив маленькую четырехлетнюю Арабеллу без матери.

Бесс Хардвик поклялась, что маленькая Арабелла никогда не почувствует отсутствие материнской заботы. Ее бабушка даст ей все необходимое. И даже больше.

Зимой Марию сразила болезнь, и многие поверили, что ее жизни пришел конец. Однако ее сиделки во главе с Сетон твердо решили спасти ей жизнь, и им это удалось.

— Но зачем? — устало спрашивала Мария. — Видите, как бежит время. Я больше не надеюсь на освобождение.

Она попросила подать ей зеркало и, посмотрев в него, увидела, что болезнь оказала на ее прекрасное лицо разрушительное действие. Ее густые волосы стали почти белыми, и ей казалось, что эта перемена произошла внезапно. Но это, конечно, было не так. Хотя каждый день казался длинным и пустым, оглядываясь назад, она понимала, что последние годы промелькнули быстро из-за их монотонности. Она даже не осознавала, как они ускользали.

Мария лежала в постели, наблюдая за Сетон, ревматизм которой обострился. Она заметила свежую седину в волосах Сетон и недавно появившиеся морщины на ее лице и подумала: «Сетон — это мое отражение. Мы обе состарились в плену. Я прожила более сорока лет, а мне было всего двадцать пять, когда я приехала в Англию!»

— Принеси мне мой парик с каштановыми волосами, — попросила она Сетон.

Та исполнила просьбу и надела парик на голову Марии. Мария взяла зеркало.

— Теперь я снова чувствую себя молодой. Вот так когда-то выглядели мои волосы. Сетон, ты тоже должна скрывать свою седину. Мы — беспомощные узницы, и я сомневаюсь, что когда-нибудь будет иначе. Ты страдала вместе со мной. Но давай сделаем вид, что мы молодые и веселые. Мы должны притвориться веселыми. Это единственный способ продолжать жить.

Они немного поплакали; Сетон вспомнила Эндрю Битона, а Мария — Ботуэлла, который уже умер и, как она слышала, перед этим сошел с ума от долгого тюремного заключения. Она думала о нем. Его, человека, который бешено жаждал свободы и наслаждений, заставили прожить почти всю жизнь в ужасной тюрьме. Она слышала, что он разбил голову о каменную стену в припадке меланхолии. Как прискорбно размышлять о том, что годы сделали со всеми! Бедный сумасшедший Ботуэлл, который когда-то был веселым и безжалостным бандитом.

— Он умер, но он признался в убийстве Дарнли и снял с меня обвинения перед смертью, — шептала Мария; она всегда будет помнить об этом.

Он ушел навсегда, так же как и дни ее молодости и веселья.

Но когда она подняла зеркало и увидела отражавшиеся в нем каштановые волосы, ей показалось, что вернулась ее юность; и она поняла, что никогда не перестанет надеяться на то, что придет какой-нибудь рыцарь типа Джорджа Дугласа, Норфолка или Нортумберленда и сможет освободить ее из этой тюрьмы.

Годы не волновали Бесс. Она была такой же оживленной, как в те времена, когда Мария впервые попала под крышу ее дома. Ее голос звучал громко и решительно; и она, как обычно, поддерживала порядок в доме.

Когда ее внучка Арабелла находилась в замке, она никогда не выпускала девочку из виду. Она сама следила за ее занятиями и не позволяла это делать никому. Именно она приучила девочку осознавать свое высокое положение; и все в замке говорили, что графиня души не чает в маленькой Арабелле.

Однажды, проходя мимо апартаментов графа, Бесс заметила выходящую оттуда Элеонору Бритон, и что-то в поведении женщины вызвало ее интерес. Она уже собиралась окликнуть ее, но передумала и вместо этого направилась в комнату графа.