Королева Шотландии в плену

Сетон не могла не высказать некоторого удовлетворения при виде того, что сэр Ральф Садлер сам пострадал от суровых условий жизни в Уингфилде и Шеффилде. Через несколько месяцев он стал почти калекой от ревматизма и не мог дождаться, когда его освободят от обязанностей тюремщика.

— Бедный сэр Ральф, — шепнула Сетон королеве, — по крайней мере, он страдает от болей так же, как и мы.

Мария обернулась, чтобы посмотреть на подругу, и вдруг отчетливо заметила, каким изможденным было ее лицо… изнуренное болью, тревогами и крушениями надежд. «Бедная Сетон, — подумала Мария. — Когда я смотрю на нее, мне кажется, что я гляжусь в зеркало. Мои боли и тревоги наложили печать на ее лицо, как и на мое. Если бы только она смогла тогда выйти замуж за Эндрю; если бы она смогла стать матерью здоровых детей… Но какой смысл забавляться подобными мыслями? Мы женщины, которым не повезло в любви; кажется, мы обречены до конца своих дней оставаться узницами». Эта последняя мысль ужаснула королеву. «Так может быть со мной. Но этого не должно быть для Сетон», — решила она.

— Сетон, я с содроганием думаю о Татбери, — сказала Мария. — Из всех моих тюрем эта — самая худшая.

— Будет получше, когда настанет весна.

— Но тогда запахи станут сильнее… — пробормотала королева. Она почти со злобой повернулась к Сетон.

— Я должна терпеть эту жизнь, Сетон. Но почему это должна делать ты?

Сетон вздохнула.

— Потому что, как я уже говорила вам и раньше, мое место рядом с вами.

— Нет, Сетон. Ты должна уехать, пока еще есть время.

— И покинуть вас!

— Я никогда не терпела тех, кто переносил ненужные страдания.

— Я страдала бы только, если бы меня оторвали от вас.

— Посмотри на свои руки. Твои суставы распухли от ревматизма. Неужели ты думаешь, что я не вижу, как больно тебе ходить? Ты чувствуешь себя хуже, чем я, Сетон. Почему бы тебе не поехать во Францию?

— Ах, если бы мы могли поехать вдвоем…

— Давай побалуем себя, Сетон. Давай помечтаем об этом.

Они замолчали, думая о тех далеких временах, когда они весело мчались верхом на охоту, когда они были молодыми, а дни казались таким беззаботными.

— Нет причины, почему бы тебе не поехать, Сетон, — шептала королева — Я могла бы устроить, чтобы ты поехала в монастырь к моей тетушке Рене. Она с удовольствием примет тебя, зная, что ты — моя лучшая подруга Дорогая Сетон, поезжай, пока ты еще можешь ходить.

Сетон покачала головой.

— Какая ты упрямая, — вздохнула Мария. — Настанет день, когда мне придется ухаживать за тобой. Ты страдаешь больше, чем я.

— Не просите меня покинуть вас, — умоляла Сетон. — Пока я смогу ходить, я хочу служить вам.

Некоторое время они молчали; затем Мария сказала:

— Я знала, Жак Нау добьется чего-нибудь хорошего при дворе Елизаветы.

Сетон кивнула:

— Ей нравятся все красивые мужчины.

— А Жак очень красив. Я не могла бы выбрать лучшего адвоката.

— Мы должна быть признательны, что он убедил королеву в том, что вы невиновны в скандале со Шрусбери.

Мария засмеялась.

— Это все казалось очень нелепым, не так ли? И все-таки многие были готовы поверить в это. Но теперь благодаря хорошей работе моего француза Жака графиню и ее сыновей заставили поклясться, что меня оклеветали.

Сетон кивнула, но она была настроена менее благодушно, чем королева. Она считала, что устроенный когда-то скандал запомнится навсегда.

— Кажется, — сказала Мария, — мы подъезжаем к дому. Что это?

Сетон посмотрела вперед на дом с двускатной крышей. — Это Бабингтон Холл, ваше величество. Надеюсь, мы переночуем здесь.

— Бабингтон… название кажется знакомым.

— Вполне вероятно. Ваше величество, вспомните Энтони.

— Энтони Бабингтон… ну, да. Это тот честный и красивый молодой человек, который приходил ко мне в Шеффилде и был готов служить мне.

— Католик-дворянин, — прошептала Сетон, — и вы правы, ваше величество, он действительно красив.

— Очаровательная личность, — ответила королева, и кортеж подъехал к Бабингтон Холлу.

Сэр Ральф Садлер не позволял Марии забывать, что она — узница. Он немедленно выставил охрану вокруг дома и, созвав видных жителей городка, сказал им, что королева Елизавета не обрадуется, если они допустят, чтобы ее узница сбежала, находясь в их округе. Поэтому горожане выставили собственные посты на близлежащих улицах и вокруг дома.

Экономка, старая вдова по имени Бомон, вышла вперед поприветствовать королеву от имени своего господина и госпожи. Мария любезно обняла ее и поцеловала в две морщинистые щеки, чем очаровала старую даму.

— Мой господин будет в восторге, ваше величество, что вы оказали честь его дому, — произнесла она.

— Вы должны передать вашему господину, что я хорошо помню его и часто о нем думаю, — сказала Мария.

Сэр Ральф, подозрительно наблюдавший за ними, потребовал, чтобы королеву отвели в ее апартаменты; вдова кивнула, сказав, что покажет дорогу.