Королева Виктория

После нескольких дней, проведенных среди королевской роскоши, мрачные покои Кенсингтонского замка казались печальными, излишне тихими, словно вымершими. К счастью, они часто выезжали в Клермонт. Старая Луиза Луи, немецкая горничная Шарлотты, перенесла всю свою любовь на маленькую принцессу, которую закармливала сладостями и осыпала ласками. Дядя Леопольд разговаривал с ней как со взрослой. Он брал ее с собой в мавзолей, который приказал выстроить для усопшей супруги, чтобы поклониться ее праху, а по дороге учил девочку различать полевые цветы. Несмотря на огромное богатство, принц оставался весьма прижимистым и самолично управлял своим обширным имением. В урожайные годы он заваливал лондонские рынки сельскохозяйственной продукцией, выращенной на его земле, чем приводил в ужас английскую аристократию.

Когда разыгрался скандал вокруг развода короля, Леопольд нанес визит королеве, чтобы выразить ей свое почтение, и с тех пор, если он появлялся при дворе, Георг IV тут же поворачивался к нему спиной. Образование племянницы стало для него делом первостепенной важности к радости принцессы, которая в детстве обожала «слушать своего дорогого дядюшку Леопольда: о чем бы он ни рассказывал, казалось, будто читаешь поучительную книжку». Летом они все вместе снимали большую виллу на морском побережье в Рамсгейте.

Плескание Георга III на волнах в Веймуте в 1789 году породило моду на морские ванны. Георг IV со своим «павильоном» привлек аристократию в Брайтон. Праздники там были пышными, а морской климат рекомендовался врачами. В Рамсгейте Леопольд с сестрой и племянницей прогуливались меж купальных кабинок, запряженных лошадьми, и разглядывали смельчаков в купальных костюмах, доходивших им до самых лодыжек, которые отваживались войти в море.

Перебираясь из своей загородной резиденции в Лондон, дядя каждую среду вечером приезжал в Кенсингтонский дворец. Он садился за рояль, и они с сестрой дуэтом исполняли арии из любимых опер «Otello» и «Il Barbiere»[11]. Герцогиня прекрасно музицировала и даже сочиняла вальсы и фокстроты для домашних праздников. Как-то Леопольд привез им модную игрушку — хитроумную машинку для производства золота: в нее закладывались эполеты или кисти от штор, расшитые золотом или серебром, и аппарат извлекал из них драгоценный металл, из которого можно было вновь изготовить украшения или тарелку для супа наподобие той, что Леопольд подарил своей племяннице. «Мой дорогой дядюшка, — писала она ему 25 ноября 1828 года, — поздравляю вас с днем рождения; я часто думаю о вас и надеюсь скоро с вами свидеться, потому что очень люблю вас.

Каждый день я ем суп из вашей чудесной тарелки. Жарко ли сейчас в Италии? У нас здесь такая хорошая погода, что я каждый день хожу гулять. Мама чувствует себя хорошо. Я тоже.

Р. S. Я очень сердита на вас, дорогой мой дядюшка, потому что вы ни разу не написали мне после вашего отъезда, а уехали вы очень давно».

Чтобы казаться выше ростом, Леопольд носил башмаки на пробковой подошве высотой в несколько сантиметров. В своем растрепанном черном парике он мало походил на Дон Жуана. Между тем его бледность и романтически печальный взгляд приводили в трепет множество женских сердец. Во время одной из своих поездок в Пруссию он влюбился в актрису, которую увидел в театре Потсдама. Каролина Бауэр оказалась двоюродной сестрой Штокмара, получившего к тому времени титул барона и должность советника. Принц был так потрясен сходством Каролины с «его бедной Шарлоттой», что пригласил ее к себе в Англию. Каролина Бауэр приехала вместе с матерью. Леопольд каждый день бывал у нее и в июле 1829 года после долгих колебаний наконец женился на ней. Он поселил свою новую супругу в Клермонте в отдельном домике. Их брак оказался недолгим, и Каролина уехала обратно в Германию, где собиралась продолжить свою актерскую карьеру. Герцогиня, естественно, никогда не распространялась при дочери о похождениях своего брата.