Королева Виктория

«Мне сейчас лучше?»

«Да, Ваше Величество».

«Тогда принесите мне Тьюри».

Ее померанского шпица посадили к ней на кровать. Улыбка скользнула по ее лицу.

Репортеры со всего света начали стекаться на остров Уайт. Они заняли наблюдательные посты у ограды королевской резиденции в Осборне, подстерегая все въезжающие и выезжающие кареты.

В понедельник, 21 января, в полдень прибыли принц Уэльский, его брат Артур и германский кайзер. Каждого из них в отдельности врач подводил к огромной кровати с балдахином. Королева пребывала в полусне. Вечером Рид вновь привел Берти в комнату его матери. Когда тот уже ушел, Виктория поднесла к своим губам руку врача, думая, что это рука ее старшего сына. Ее спросили, хочет ли она видеть принца Уэльского. Она ответила: «Да». Берти вернулся к ее изголовью, заговорил с ней. Она прошептала: «Поцелуй меня».

22 января в половине десятого утра ей стало совсем плохо. Вся семья собралась вокруг ее кровати, Рендл Дэвидсон возносил молитвы, а врач старался привести ее в чувство с помощью кислородной подушки.

По очереди Ленхен, Луиза и Беатриса произносили имена всех членов семьи, находившихся в спальне королевы, выпуская лишь имя Вилли, который стоял в изголовье своей бабушки. Рид наклонился к Берти: «Может быть, следует сказать ей, что ее внук, кайзер Германии, тоже находится здесь?» — «Нет, это может слишком разволновать ее».

Чуть позже, к удивлению врачей, она почувствовала себя лучше. Семья покинула ее спальню, чтобы дать ей возможность отдохнуть. С ней остались лишь ее сиделки. Ближе к полудню Рид спросил у Берти, не может ли он проводить Вилли к его бабушке. «Конечно, и скажите кайзеру, что таково желание принца Уэльского».

«Ваше Величество, ваш внук кайзер здесь. Он приехал, чтобы повидаться с вами, узнав, что вы очень больны». Виктория улыбнулась и кивнула головой. Они оставались наедине в течение пяти минут. После ухода Вилли она прошептала: «Кайзер очень добр».

Последние силы оставляли ее. В четыре часа дня врач подписал официальный бюллетень: «Королева при смерти».

А на улице продолжала бушевать гроза. Члены королевской семьи тихонько вошли в спальню Виктории и обступили плотным кольцом ее кровать. На этот раз Вилли продел свою правую, здоровую, руку под бабушкину подушку, чтобы помочь врачу поддерживать ставшее таким легким тело королевы в полусидячем положении. В течение двух с половиной часов он не шелохнулся, вызвав восхищение своих теток и дядьев. «Она была похожа на величественный корабль, который медленно шел ко дну», — скажет потом ее зять де Лорн.

Короткий январский день уже закончился, и ночь опустилась на остров, вымоченный дождем. Журналисты оседлали свои велосипеды и ринулись к телефонным аппаратам соседнего Кауса. Находившийся в Осборне министр Артур Бэлфор только что подписал официальное коммюнике: «В 18.30 королева почила с миром».

Англия погрузилась в тишину. Родители шикали дома на детей, если те вдруг начинали петь. Люди ходили по улицам, низко опустив головы. В церквях пасторы читали псалмы. На ткацких фабриках станки работали на пределе своей мощности, выпуская километры черного драпа.

Виктория лежала на своей кровати среди цветов, которые всегда доставляли ей радость при жизни. Кайзер приказал сделать ее посмертную маску. Но принцессы запротестовали: их матери это вряд ли понравилось бы. Двум художникам было позволено зарисовать ее успокоившееся навек лицо и белое шелковое платье, будто перечеркнутое голубой лентой ордена Подвязки. Но семья ни на минуту не оставляла без присмотра в королевской спальне никого из немцев из свиты Вилли.

Королева оставила последние распоряжения своему личному врачу. Она не желала, чтобы ее гроб был выставлен в церкви. Не желала, чтобы публика стекалась, чтобы взглянуть на нее в последний раз. Она попросила, чтобы в ее гроб положили помимо фотографий Альберта и ее детей домашний халат ее горячо любимого супруга, плащ принца-кон-сорта, расшитый Алисой, и слепок с его руки. Перед тем как закрыли гроб, Рид попросил всех членов семьи покинуть комнату и вложил, по желанию Виктории, в ее левую руку фотографию Брауна и футляр с прядью волос шотландца, после чего прикрыл все это цветами, положенными в гроб принцессой Уэльской, чтобы никто ничего не заметил.

На море в почетном карауле выстроились корабли военно-морского флота. Небо опять послало Виктории яркое, почти летнее солнце. На борту самой маленькой из ее яхт, «Альберты», гроб, задрапированный белой тканью и установленный на красном постаменте, пересек Те-Солент. Королевская семья эскортом следовала за гробом на «Альберте и Виктории», «Осборне» принца Уэльского и «Гогенцоллерне» германского кайзера, завершавшем траурный кортеж. Виктория пожелала, чтобы все — и принцы, и принцессы — оделись в белое. Сорок лет она ждала этого «благословенного дня», когда воссоединится со своим Альбертом.