Королева Виктория

Письма от дяди Леопольда приходили по-прежнему часто, но для Виктории они перестали быть истиной в первой инстанции. В марте 1838 года отношения дяди и племянницы подверглись серьезной проверке на прочность. Леопольд настаивал на том, чтобы Англия поддержала Бельгию против Голландии, которая хотела отторгнуть у нее Люксембург, как это предусматривалось Лондонским договором, подписанным в 1831 году. Но в связи с тем, что Голландия была давней и привилегированной союзницей Англии, ответ племянницы оказался отнюдь не таким, на какой рассчитывал Леопольд. Не поскупившись для начала на слова любви к дядюшке, Виктория заверила его в том, что лорд Мельбурн и лорд Пальмерстон желают Бельгии «процветания и благополучия», чем и ограничилась. Дядюшка думал по-другому. Спустя несколько недель он отправил ей новое решительное послание: «Ты знаешь по опыту, что я никогда ничего не прошу... Но как я уже говорил, если мы сейчас не примем мер предосторожности, последствия этого инцидента могут оказаться очень серьезными, способными так или иначе сказаться на судьбах мира». И вновь лорд Мельбурн продиктовал Виктории ответ, который та щедро пересыпала словами типа «мой дорогой дядюшка» и «большой привет дорогой тетушке Луизе и вашим деткам». В следующем своем послании Леопольд долго рассуждал о климате Брайтона и, поскольку никогда не считал «нет» окончательным ответом, не собирался признавать себя побежденным... Виктория же решила поставить точку в этом их споре: «Я должна поблагодарить вас за последнее письмо, которое получила в воскресенье. Хотя вам, видимо, доставляет удовольствие наблюдать, как я начинаю метать молнии, решая политические проблемы, может быть, не стоило бы этим злоупотреблять во избежание большого пожара, тем более что по нашему с вами вопросу, к моему глубочайшему сожалению, договориться мы, как я понимаю, не сможем».

С весны 1838 года в Лондоне только и говорили, что о торжествах по случаю коронации, которую виги решили отметить со всей возможной пышностью. Парламент выделил 200 тысяч фунтов стерлингов на саму церемонию и все, что ей сопутствовало: украшение Вестминстерского аббатства и городских улиц, балы и оркестры, которые должны были играть по всей столице. Газеты писали о новой парадной короне юной королевы. Корона святого Эдуарда, которую обычно возлагали на головы английских монархов, оказалась слишком велика и тяжела для Виктории, а посему было решено украсить ее новую корону самыми лучшими драгоценными камнями из королевской сокровищницы: выбор пал на рубин «Черный принц», сапфир Стюартов и не имеющий себе равных сапфир, снятый с пальца Эдуарда Исповедника в XII веке при вскрытии его могилы в момент его канонизации.

Пресса писала также о предстоящих трех больших приемах при дворе, одном гала-концерте и трех балах. Новый Букингемский дворец с его пятью просторными гостиными, галереей и огромной столовой оказался идеальным местом для приема многочисленных гостей. Виктория убедилась в этом в начале мая на первом балу своего царствования. Ужасно волнуясь, она вышла к гостям в десять часов вечера под звуки оркестра Иоганна Штрауса и не покинула бала до самой зари: «Я так давно не танцевала и была так счастлива делать это вновь». 25 мая она писала дяде Леопольду: «Я танцевала до четырех часов утра. Это был самый прекрасный день рождения в моей жизни. О, как он отличался от моего предыдущего дня рождения!» Между двумя кадрилями она обменялась с Мельбурном почти нежными записками. «Я видела королеву с ее премьер-министром. Когда он с ней, то кажется влюбленным, очарованным ею, самодовольным и значительным, он чувствует себя совершенно в своей тарелке, будто привык к тому, что рядом с ним всегда находится звезда. И еще он был очень веселым», — писала княгиня Ливен.

Большой бал по случаю коронации состоялся 19 июня. Гостей встречали в огромном индийском шатре, украшенном китайскими фонариками, под звуки военного оркестра. Сотни свечей в канделябрах освещали колонны из розового и голубого мрамора с золотыми инициалами Виктории наверху, ангелочков в нише за троном и обтянутые темнокрасным бархатом кресла. Послы всех стран собрались здесь, чтобы выразить свое почтение молодой королеве. Путешествие в карете, запряженной лошадьми, или на парусном судне было слишком долгим и опасным, чтобы короли, императоры и султаны лично пускались в путь из-за каждой коронации.