Королева Виктория

Королева стала подумывать о самоубийстве, но потом оставила эту глупую мысль. «Чей-то голос сказал мне от Его имени, — писала она своей старшей дочери в Германию, — "Нет, терпи и живи"». Надо заметить, что кронпринцесса сама с трудом справлялась с постигшим их горем. «Почему земля не поглотила меня? — спрашивала она. — Он был слишком добр и слишком совершенен для земли и всегда почитал Господа Бога. Я поклонялась своему отцу, боготворила его с такой страстью, которая значительно превосходит обычные чувства дочери». Каждую ночь он приходил к ней во сне, а однажды она «взяла его за руку и долго целовала ее, а потом рыдала над ней и никак не хотела отпускать». В марте 1862 г., то есть три месяца спустя после смерти отца, ей позволили навестить свою мать в Англии. «Мама ужасно грустная, — сообщила она своему мужу. — Она все время плачет, постоянно бродит по пустой комнате и даже спит с одеждой папы и укрывается его старым пальто! Она все еще любит его, словно они поженились только вчера... Она испытывает такие же чувства, что и твоя верная женушка... и всегда тоскует по своему мужу».

«Принц действительно был моей второй сущностью, — писала королева, — моей душой и всей моей жизнью... Я жила только для него и через него, мой небесный ангел! Думаю, что в мире никогда не было такого сердечного союза, такого искреннего доверия друг к другу и такого понимания между двумя людьми... Я все время пытаюсь думать и чувствовать, что по-прежнему живу только с ним, и это чистое чувство вдохновляет меня и ведет по жизни... В этом мире не осталось никого, кто мог бы обнять Меня и прижать к своему сердцу... О, как я люблю его! Как восхищаюсь им! Как обожаю его прекрасные черты! Как мне сейчас недостает его! Как все это ужасно и горько».

Подавленная своим неизбывным горем, королева не могла спокойно наблюдать за счастливыми супружескими парами и со свойственной ей откровенностью говорила об этом. Она часто раздражалась, увидев счастливых людей, и считала это несправедливым и неправильным. «Я не могу спокойно наблюдать за тем, как какой-то человек идет вместе с женой», — признавалась она. Королева даже не могла с прежней радостью смотреть те спектакли, которые устраивали для нее дети. Как и прежде, она аккуратно записывала свои впечатления в дневник, но однажды призналась Элфинстону, что если порой «не аплодирует и не слушает детей, то только потому, что в памяти неожиданно всплывает счастливое прошлое, то время, когда все эти спектакли организовывал сам принц... Эти воспоминания настолько подавляют ее, что она просто сидит с отсутствующим видом» [41]

.

Когда королева уехала в Балморал, ее душевные страдания усилились, потому что там практически все напоминало ей о муже. Ей постоянно чудилось, что она слышит его шаги или его голос. «О, дорогое мое дитя, — писала она кронпринцессе, — его предсмертная агония, его комната, его личные вещи, шляпа, килт — Боже мой, здесь все напоминает мне о нем». А в следующем году она сказала королеве Августе, что эти «дикие, угрюмые и очень одинокие горы» успокаивают ее. «Все горы, леса и скалы, кажется, говорят мне о нем». В такие моменты ей ничего не хотелось, кроме как сидеть, тихо плакать, жить только мыслью о нем и ни о чем больше не думать. Горе стало частью ее жизни, необходимостью, без которой она уже «не могла существовать».

Многие люди из королевского окружения стали всерьез опасаться, что королева потихоньку сходит с ума. «Бедная королева», — говорили они друг другу, с тревогой наблюдая за тем, как она сидит в гордом одиночестве и стучит белыми пальцами себя по лбу, словно проверяя, в своем ли она еще уме. Однажды она призналась лорду Кларендону, что у нее действительно возникают мысли, что она лишается рассудка. А Кларендон, в свою очередь, рассказал лорду Стэнли, что принц-консорт часто делился с ним опасениями насчет душевного здоровья королевы и считал своей обязанностью «следить за состоянием ее ума». За ней надо «следить каждую минуту и каждый час, — говорил он, — примерно так же, как кошка следит за норкой мыши».

Придворные часто замечали, как королева смотрела на бюст принца Альберта перед тем, как подписать тот или иной государственный документ. Некоторые из них даже слышали, как она тихо спрашивала, одобряет ли он ее решение. «Она действительно верит, — говорил лорд Кларендон, — что принц пристально наблюдает за ней, за каждым ее действием. Фактически она никогда не переставала общаться с его духом». Принц так много сделал для нее в прошлом, так часто руководил ее поступками, что она просто не понимала, как теперь будет жить без него, и обвиняла его в том, что он неожиданно покинул ее, бросил на произвол судьбы, не стал бороться за свою жизнь до последнего и безвольно покорился смерти. «Он умрет, — жаловалась она лорду Дерби незадолго до кончины мужа, — он, кажется, совсем не хочет жить». А чуть позже она повторила свою мысль. «Он умер оттого, что просто-напросто отчаялся в своих попытках отстоять жизнь». И как бы в упрек мужу королева часто называла себя «брошенным ребенком».