Королева Виктория. Женщина-эпоха

Ночь на 28 июня 1838 года была довольно душной, и сквозь открытые окна в королевскую спальню врывался шум Лондона, не смолкавший до самого утра. Даже если бы лондонцы захотели вести себя тихо, этого не получилось, слишком большие толпы собрались в городе, он готовился к коронации. Отовсюду доносился стук молотков рабочих, достраивавших многочисленные помосты для зрителей, крики возниц застрявших экипажей, призывы торговцев, визг, перебранка и смех…

В семь королева уже встала и принялась одеваться.

Ничто не смогло испортить ей праздник! Роскошная старинная карета была запряжена восемью лучшими лошадями, но не имела рессор, а потому раскачивалась и подпрыгивала на каждой выбоине. Очень пожилой и грузный лорд Ролл нетвердой старческой походкой подошел к королеве, чтобы выразить ей свое почтение, но не удержался на ногах и… покатился по ступенькам, запутавшись в своем шлейфе. Поднялся, но снова не смог преодолеть те самые ступеньки. И только с помощью королевы старику удалось подняться по ним наверх. Толпа выла от восторга, теперь уже не смеясь над лордом Роллом, а восторгаясь королевой, пришедшей ему на помощь.

Если бы они все только догадывались, что творилось внутри у самой Виктории! Внешне она казалась совершенно спокойной, а в действительности страшно волновалась, просто не зная, что делать в следующую минуту.

Накладок оказалось великое множество, архиепископ Кентерберийский попытался надеть коронационное кольцо не на тот палец, оно не налезало и усилия архиепископа едва не стоило Виктория вывиха, а после коронации пришлось долго держать руку в ледяной воде, чтобы его снять.

Приносившие присягу пэры едва не сбивали корону, принося клятву на верность, хотя должны были лишь слегка ее касаться.

Державу вручили раньше времени, и королева потом не знала куда ее девать.

Епископ Уэльса случайно перевернул две страницы молитвенника, чем сбил часть церемонии, нарушив последовательность службы.

Дамы откровенно не справлялись с огромным шлейфом королевского наряда, шли не в такт и невольно дергали саму королеву.

За разбросанными согласно обычаю коронационными медалями возникла такая давка, словно в Вестминстерском аббатстве присутствовали не великосветские дамы, а рыночные торговки.

Даже Мельбурн, всегда такой спокойный и сдержанный, для храбрости принял немалую толику бренди, а потому вел себя в непривычном рыцарском наряде весьма неадекватно, он почему-то заметно раскачивался и держал государственный меч так, словно намеревался приступить к разделке туши…

Подкрепился не один Мельбурн, похоже, большинство лордов успело принять «успокоительное», и не только лордов, многие держались на ногах слишком неуверенно, вели себя как-то неадекватно и неловко.

Пять часов в Вестминстерском аббатстве творилось невообразимое, названное коронацией. Герцогиня Кентская рыдала от волнения, многие дамы тоже…

Спокойной и трезвомыслящей во всей этой церемонии была, кажется, только сама королева. Ей хватило самообладания не просто спокойно спрашивать, что делать дальше, когда не знала, но и советовать тем, кто запутывался. Виктория вытерпела боль из-за кольца, надетого не на тот палец, когда архиепископ не послушал ее замечания, стойко держала тяжеленную державу, стоически выносила попытки пэров сбить корону, улыбалась, улыбалась, улыбалась…

Переодевшись после церемонии в роскошное пурпурное платье со страшно тяжелой короной на голове, не менее тяжелыми скипетром и державой, она, наконец, появилась перед толпой, собравшейся со всей Англии, чтобы приветствовать свою королеву. Рука с державой, кажется, готова была отвалиться, а шея ныла из-за тяжести короны, в голове гудело, очень хотелось есть, но Виктория терпела, неудобства были такой мелочью по сравнению с тем, что она коронована! Ее помазали, как и всех предыдущих королей, она королева Англии!

Но беспокойные дни, посвященные коронации, не прошли даром. Сначала заболел лорд Мельбурн, сказалось перенапряжение. Без такого помощника и наставника Виктория чувствовала себя не слишком хорошо.

Потом пришлось заниматься здоровьем самой королевы.

Штокмар с большим неудовольствием замечал, что активность королевы, энергия, бьющая через край в первые дни ее правления, как-то вдруг сменилась вялостью, раздражительностью, даже апатией. Виктория все чаще заявляла, что совершенно не годна для такой роли, которая ей выпала, к тому же она заметно хуже себя чувствовала.

Королева с трудом вставала по утрам, была раздраженной, рассеянной и страшно боялась ослепнуть, как дедушка Георг. Масла в огонь подлили газеты, на перебой намекавшие, что Виктории пора бы выйти замуж и осчастливить нацию наследником. При этом утверждалось, что велика вероятность ее смерти во время родов. Такое не могло добавить уверенности.