Королева Воздуха и Тьмы

Тогда во взгляде Марка не было ничего из того, что есть в нем сейчас. — Я имел в виду, что ты красивая. Я желаю тебя, и Киран не возражает…

— Ты желаешь меня?

— Да, — просто сказал Марк, и Кристина отвела взгляд, внезапно осознав, насколько близко к ней находилось его тело. По форме его плеч под пиджаком. Он был прекрасен, как прекрасны лишь фейри: своего рода неземной, словно ртуть или лунный свет на воде. Он не смотрелся довольно осязаемым, но она видела, как он целует Кирана, и знала больше. — Ты не хочешь быть желанной?

Прежде, в другое время, Кристина бы покраснела.

— Это не тот комплимент, которым наслаждаются смертные женщины.

— Но почему нет? — спросил Марк.

— Потому что это звучит так, словно я вещь, которую ты хочешь использовать. И когда ты говоришь, что Киран не против, то ты говоришь это так, словно он не против, потому что я не имею значения.

— Это очень по-человечески, — сказал он. — Завидовать телу, но не сердцу.

— Видишь ли, я не хочу тела без сердца, — сказала она.

Тела без сердца.

Теперь же она могла иметь их обоих: и Марка, и Кирана, как и предлагал Марк когда-то давным-давно… она могла целовать их, быть с ними, а затем попрощаться с ними, когда они покинут ее, потому что именно это они это сделают в итоге.

— Кристина, — сказал Марк. — С тобой все в порядке? Ты кажешься… грустной. Надеюсь, я успокоил тебя. — Он слегка коснулся ее лица, проведя пальцами по ее скуле.

Я не хочу говорить об этом, подумала Кристина. Они провели три дня, не разговаривая ни о чем важном, кроме Эммы и Джулиана. На протяжении этих трех дней их мир существовал в хрупком покое, словно слишком много разговоров о суровой реальности мог все разрушить.

— У нас нет времени, чтобы говорить сейчас об этом, — сказала она. — Может позже…

— Тогда позволь мне сказать тебе одну вещь. — Сказал спокойно Марк. — Я долго разрывался между двумя мирами. Я полагал, что был Сумеречным Охотником и твердил себе, что не могу быть кем-то иным. Но я понял, что мои отношения с Фейри гораздо сильнее, чем я думал. Я не могу оставить половину своей крови, половину своего сердца в любом из миров. Я мечтаю о возможности иметь оба этих мира, но я знаю, что этому не бывать.

Кристина отвернулась, чтобы не видеть его лица. Она знала, что Марк выберет Фейри. Марк выбрал бы Кирана. У них была своя история и великая любовь в прошлом. Они оба были фейри, и, хотя она изучала Страну Фейри и всем сердцем тосковала по ней, это было не одно и тоже. Они будут вместе, потому что они были вместе, потому что вместе они были прекрасны, и ей будет больно, когда она потеряет их обоих.

Но это был путь смертных, которые любили Дивный Народец. Они всегда платили высокую цену.

* * *

Как оказалось, Эмма обнаружила, что на самом деле совершенно невозможно не влюбиться в бутерброд-пончик. Даже если у нее когда-то в результате все слипнется. Она все равно съела их три штуки.

Марк заботливо разложил их на тарелки, которые стояли посреди одного из больших библиотечных столов… что-то в желании услужить этим жестом затронуло сердце Эммы.

Все остальные сидели вокруг длинного стола, включая Кирана, который тихо сидел рядом с Марком с отсутствующим лицом. Он был одет в простую черную рубашку и льняные штаны. Он выглядел не так, как в прошлый раз, когда Эмма видела его при Неблагом Дворе, покрытом грязью и кровью с искаженным от ярости лицом.

Магнус тоже выглядел иначе, чем в последний раз, когда она видела его. Но не в хорошем смысле. Он спустился в библиотеку, тяжело опираясь на Алека, его лицо было серым и напряженным, резко искаженным от боли. Он лежал на длинном диване у стола, с накинутым на плечи одеялом. Несмотря на одеяло и теплую погоду, он часто дрожал. Каждый раз, когда он это делал, Алек наклонялся к нему и откидывал назад его волосы или же поправлял ему одеяло.

И каждый раз, когда Алек делал это, Джейс, который сидел за столом рядом с Клэри, напрягался, а его руки сжимались в кулаки. Эмма знала, что именно это и значит быть парабатаем. Чувствовать чужую боль так, будто она твоя.

Магнус все время лежал с закрытыми глазами, пока Эмма рассказывала историю Туле. Джулиан тихо вмешивался, когда она забывала указать некоторые подробности или вносил ясность там, где он считал необходимым. Однако он не подталкивал ее в самые трудные моменты: когда ей приходилось рассказывать о том, как умерли Алек и Магнус, или о последней схватке Изабель с Мечом Смерти в руках. О смерти Клэри от рук Лилит.

А также о Джейсе. Его глаза недоверчиво расширились, когда Эмма рассказывала о Джейсе, жившем в Туле, который был столь долго связан с Себастьяном, что никогда уже не был свободным. Эмма видела, как Клэри потянулась и крепко сжала его руку, в ее глазах стояли слезы, когда они описывали ее собственную смерть.

Но самое худшее, конечно же, было рассказывать о Ливви. Потому что, в то время как другие истории были наполнены ужасами, знание о Ливви в Туле напомнило им, что в этом мире случилась ужасная история, которую они не могли ни изменить, ни обернуть вспять.