Королева Жанна. Книги 1-3

Посреди двора кучкой стояли пленные под охраной телогреев — израненные, избитые, затравленные. Они молча смотрели, как проволокли их товарища после пытки как умирал его брат, обезумевший от этого зрелища. Они были готовы ко всему: они были побеждены.

Впрочем, для Жанны было довольно и двух секунд этого зрелища. Едва успев воскликнуть «Боже мой!», она почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног, мир подергивается мраком и вообще наступает смерть.

Она очнулась на руках у Лианкара. Что-то было не так — или в его лице, или в том, как он поддерживал ее, чтобы она не упала. Она пошевелила плечами и прошептала:

— Помогите мне сесть.

Герцог со всей почтительностью, под локотки, усадил Жанну в кресло. Краем глаза он заметил, что посланный им офицер появился на дворе. Слава Богу.

Жанна прислонилась виском к твердой резной спинке кресла. Ей было мутно и нехорошо. Сердце словно растаяло — она совсем не ощущала его. Лианкар подал ей воды, но она выронила стакан и облила все платье. Это было второе потрясение, второй страшный испуг за сегодняшний день.

Герцог предложил послать за лекарем, за слугами. Она с усилием покачала головой.

Как подобает учтивому солдату своей королевы, он опустился перед ней на одно колено, чтобы не смотреть на нее сверху вниз.

— Ваше Величество, — спросил он с должными интонациями, — верите ли вы мне?

— Да, сударь, — прошептала она, глядя в его открытое благородное лицо. Это было лицо рыцаря без страха и упрека.

— Благодарю, Ваше Величество. Мне крайне прискорбно, что вы видели здесь проявление жестокости, но она столь же печальна, сколь и необходима. И если бы Ваше Величество изволили спросить меня: «Герцог, там проливали кровь?» — я ответил бы: «Да». И если бы Ваше Величество спросили меня: «Герцог, там пытали людей?» — и на это я ответил бы: «Да», и все они заслуживали этого.

Он встал на ноги и твердо закончил:

— Ваше Величество, враги говорят: «Или мы, или они»

Жанна, как заклинание, затвердила себе эти четыре слова. Она подписала несколько десятков смертных приговоров. Она попробовала даже читать протоколы допросов, но это оказалось чрезмерным испытанием для нее, ее чуть не стошнило, и она вынуждена была бросить. Коснувшись только мизинчиком этого кровавого и корчащегося мира, Жанна провела несколько ночей в тисках кошмаров после чего в ней и совершилась крутая перемена. Придворные поражались, глядя на нее. Одна только Эльвира знала тайну Она знала, сколько было пролито слез, сколько было жалоб и стонов в темноте королевской спальни. Она помнила, как судорожно прижималась к ней Жанна, засыпая и вздрагивая во сне, как ребенок. Она сама плакала вместе с ней. Она знала, какой ценой дается Жанне твердость.

Мало-помалу кризис миновал. Из Италии пришло теплое, дружеское письмо Вильбуа. Кампания шла успешно. Распорядок жизни Жанны принял более или менее четкие формы.

Вставала она рано. Церемонии королевского одевания, приемов в постели и тому подобное, так и не успевшие внедриться, были вовсе отставлены. Юная королева жила, как послушница, и работала, как простой чиновник. После завтрака она принимала Лианкара и министров с докладами. Дело шло строго, без улыбок и шуток. Полуденная пушка была ее сигналом к обеду. Если оставались какие-либо вопросы, к обеду приглашались министры, в остальных случаях она обедала с Эльвирой. С двух часов она давала аудиенции иностранцам, купцам и банкирам. В четыре, покончив с делами, она уединялась в своем интимном кабинете, рядом со спальней Окна его выходили в печальный, обнаженный сад. Посматривая на унылые ветки деревьев, Жанна мужественно читала философов и отцов церкви, делала выписки. В эти часы даже Эльвира не имела права беспокоить ее.

Она завела себе черную бархатную шапочку с кисточкой на длинном шнурке. Эта кисточка постоянно болталась у нее перед глазами, и когда Эльвира однажды заметила, что кисточка мешает, Жанна серьезно ответила:

— Вовсе нет, она помогает мне думать.

Ужин был в семь часов. После ужина королева чинно сидела при свечах с фрейлинами. Это была единственная дань этикету. Здесь бывала принцесса Каршандарская, с которой Жанна сдружилась еще летом, в замке, и Каролина Альтисора, графиня Менгрэ — но ей-то полагалось присутствовать по должности, как первой статс-даме. Капитан мушкетеров, господин де Милье, лично стоял на карауле у дверей. Заходили Гроненальдо и Лианкар, пытались острить, но их острословие, не находя отзвука, угасало, как огонь в безвоздушном пространстве.

Девицы занимались каким-нибудь рукоделием. Эмелинда ди Труанр бесполым голосом читала вслух «Нравоучительные и боголюбивые новеллы» официального писателя конгрегации Мури, отца Аврэма Чалка. В девять часов Эльвира провозглашала: «Время сна королевы». Жанна уходила к себе по галерее, где за портьерами не дыша стояли телогреи.

Аскалер был тих, темен и пустоват. Ни праздников, ни балов, ни театральных представлений. В городе говорили: «Королева молится».