Она посмотрела в глаза Вильбуа, но в лице ее не было ни веселья, ни улыбки.
— О да, Ваше Величество, — сказал он, силясь улыбнуться, но у него ничего не вышло. — Автора следовало бы вознаградить.
— Он уже достаточно вознагражден, — сказала Жанна, отходя к столу. Наступило тягостное, свинцовое молчание.
И плечи, и завитки, и шейка, и все ее — могло принадлежать ему, но принц Отенский был не герцог Лианкар.
Глава XIX
СТРАДАНИЯ МУЖЧИНЫ
Motto:
Придворная хроника гласила: герцог Марвы предлагал королеве устроить праздник по случаю годовщины ее восшествия на престол, но его предложение было отклонено. Граф Горманский, вернувшийся из Фригии, был встречен Ее Величеством преласково, пожалован орденом и подарками от купечества. В последних числах мая Ее Величество намерены выехать в замок Л'Ориналь Принц Отена маршал Виргинии Карл Вильбуа приступал к исполнению своей должности государственного секретаря, приняв дела от принца Каршендара Лодевиса Гроненальдо… и так далее.
Одного события придворная хроника не отметила. Во-первых, потому, что касалось оно человека ничтожного; во-вторых, этого события нельзя было отметить, поскольку оно не совершилось, оно было только замыслено.
Лейтенант Бразе замыслил проникнуть в спальню королевы.
Прошло более двух месяцев с той сумасшедшей ночи в кордегардии, и за это время лейтенант извелся до последней степени. Он пытался заставить себя не думать о королеве с помощью презрения к себе, но это было бы очень слабое средство. Пробовал он и заливать пожар вином, но это давало совершенно обратный эффект: под действием винных паров ее образ вставал перед ним совсем уже как живой. Тонуть в вине ему было глубоко противно — он не мог даже видеть мертвецки пьяных, и если бы он сам допился до такого состояния, то, протрезвев, он просто покончил бы с собой. Пожалуй, наиболее верным способом было бы обратиться к женщинам, но об этом у него не возникало даже мысли.
Раз так, то все его усилия не думать о королеве были жалкими попытками загородить поток с помощью соломы и щепы. Кирпичи и камни лежали у него под рукой, но он не желал ими пользоваться. И тогда он решил дать себе поблажку — написать ей письмо.
Это, второе, письмо лихорадочно писалось всю ночь на многих листах, и утром было, разумеется, сожжено. Носить его с собой лейтенант боялся — выкрадут или можно потерять; оставлять дома тоже было рискованно — хотя он и полагался на своего слугу, но мало ли чего не бывает. Он поклялся себе, что больше не станет писать ей писем, но на другой же вечер написал снова и сжег… и так он делал несчетное число раз. Бумага была дорога, но это была его единственная радость.
— Черт возьми, — бормотал про себя лейтенант Бразе, расхаживая по двору Дома мушкетеров в ожидании караула, — ведь этак недолго и с ума спятить. Стоит мне увидеть ее издали, с Вильбуа или этим сладкомордым Лианкаром — и я уже зарядился вдохновением на двадцать листов! От всей этой писанины я плохо сплю и у меня слабеет рука — я заметил это вчера в фехтовальном зале. Скверно. Я несомненно сойду с ума, если буду и дальше сидеть, как крот, уткнувшись в собственные мысли. Самоубийство? — нет, ни в коем случае. Впрочем, да, это тоже самоубийство, но такое, какое мне подходит! — Он стиснул зубы. — Пусть я обманывался и продолжаю обманываться. Пусть она не любит меня и вообще знать не хочет — почему бы и нет, ведь она королева, а кто я? Но зато я ее люблю, это несомненный факт. И я проникну к ней… сегодня вечером, и будь что будет. Если я найду смерть — Боже мой, я встречу ее с радостью. Итак, сегодня вечером, и если худший исход радует меня, как лучший, то что же тогда говорить о лучшем!
В этот момент подошел Грипсолейль, и лейтенант воодушевленно крикнул ему:
— Чудесно, превосходно! У вас вид Баярда и всех виргинских маршалов, Грипсолейль! Вы просто бог войны, и я не узнаю вас!
«А я вас, мой лейтенант», — чуть было не брякнул никогда не ищущий слов Грипсолейль; но ему следовало сказать нечто совершенно иное — он вытянулся, чтобы хоть немного оправдать данную ему оценку, и отчеканил:
— Взвод построен и готов к несению караула!
— Отлично, — сказал лейтенант Бразе, надевая перчатки.